
Онлайн книга «Шутка Вершителей»
— Так что, Милада готовилась, и ты знала об этом? — Айо, прости меня… прости… — А ты собралась за ней? — мама только кивнула в ответ. — Ты сошла с ума! А как же отец? твои внуки, в конце концов! А я? Или я перестала быть твоей дочерью? У мамы из глаз потекли слёзы. — Ты… уже… взрослая, Айо… Справишься… — И твоя Милада, мамочка, тоже уже взрослая! — крикнула я. — И пора ей самой научиться расхлёбывать последствия глупых поступков! В её возрасте я уже ходила беременная вторым ребёнком, мама! А ты и отец всё утираете ей сопли под носом! От моих грубых слов лицо мамы перекосило и она заплакала. — Отец, — потом сказала она, — он пообещал мне, что как выздоровеет… так отправиться за Миладой… И в её глазах была вся надежда Адании. — Ну уж нет! Она сама выбрала себе судьбу и дорогу! И я не позволю ни тебе, ни отцу, в таком преклонном возрасте бросить всё и умчаться в неизвестность! Только через мой труп! Тут в спальне застонал отец, и я помчалась к нему, прихватив пузырёк с настоем и тряпочку для обтираний. Мама ринулась за мной. Мои родители очень любили друг друга, и это всегда вселяло в меня чувство уверенности в собственном родном доме. У папы начался кризис. Через неделю перевал стал полностью проходимым и проезжим, и мы ждали прибытия доктора из Стревина — центра наших Северных земель. Отец уже потихоньку вставал, но был ещё очень слаб. Мама стала ещё более тихой и незаметной. Я почти переселилась к ним, чему дети были очень рады. Комнату Милады так и не открывали. Один раз Авидея спросила у меня: — Мама, а тётя Милада больше не вернётся? — Я не знаю, дочь, не могу тебе сказать… А что? — Мне нравилась у неё брошка. Она всё равно её не носила, в виде эльдвайса… — Зачем она тебе? Хочешь, летом на ярмарке я куплю тебе такую же… — Нет, мне нужна эта… На память… У меня защемило в груди. Сестра, отправивишись за своими чувствами, совсем забыла о тех, кто её любит дома… Авидея очень любила мою взбаломошную и невезучую на мужчин сестрицу. На следующий день на груди у Авидеи сверкала брошка, а мама перепрятывала ключ от комнаты Милады с таким выражением на лице, что у меня затряслись руки. Я решила проверить мамочку у доктора. Мне она не нравилась, как лекарке. Через три дня прибыл доктор. Его поселили в гостевых комнатах Общинного дома, и я поспешила к нему туда, не смогла дождаться следующего рабочего дня, когда он уже сам пришёл бы ко мне в лекарскую принимать тяжёлых пациентов. — Рокайо Ганн? — спросил у меня доктор, когда я представилась ему в дверях. Моложавый, слегка полноватый мужчина в длинном халате на голое тело с удивлением смотрел на меня. — Мне необходимо поговорить с Вами… — Эйтерсс Винн, к Вашим услугам, Рокайо Ганн… — Извините, но завтра, возможно, нам с Вами будет некогда… А этот разговор очень важен для меня… — Входите! — он сделал шаг назад, приглашая меня в гостинную. — Так, что у Вас случилось? Это личное, так понимаю? Я знала, о чём попрошу городского доктора, только раз в год приезжающего к нам на двадцать дней для консультации местных жителей и моего обучения новым методикам лечения. В пределах разумного, конечно. Моё образование было средним, а дар лекаря — слабым, мне никогда не достигнуть высот в этой науке, но на своём месте я должна была приносить нашему посёлку, всю зиму находящемуся в изоляции, максимум пользы. Выслушав мой сбивчивый рассказ о слабом сердце мамы, так расстроенной из-за "отъезда" сестры с женихом, о боязни её сумасшествия, доктор усмехнулся. — Хорошо, Рокайо. Я и сам слаб в умственных болезнях, всё больше как-то лечу хвори телесные, но диагностику провести смогу. Завтра вечером, после работы, пригласите меня к родителям на ужин. За одно, проверю лёгкие Вашего отца. Как бы не развилась чахотка… Обрадованная, я побежала к родителям, рассказать о приходе доктора. Конечно же, маме говорить я ничего не собиралась. Всё должно было быть подано под соусом: помощь переболевшему отцу. Там я застала слёзы Авидеи и нахмуренный лоб её дедушки. — Что случилось? — Бабушка, ей плохо… — Авидея посмотрела в сторону лестницы на второй этаж. Оттуда раздавался шум. Я поспешила наверх и застала там матушку, прибивающую к двери Милады две доски крест накрест. — А-а-а, Айо… Уже пришла? Отец не захотел… Пришлось самой… Всё сама и сама! — с улыбкой закончила мама, вбивая последний гвоздь в доску, заколачивая дверь. — Зачем? — Я не хочу, чтобы из комнаты хоть что-нибудь пропало, Айо… Вот, Ави понадобилась брошка… Миладочка её не любила, а завтра? Что она захочет завтра? Нет, так нельзя… Вот вернётся твоя сестра и решит, что и кому стоит отдавать или нет… За моей спиной раздались всхлипы: моя дочь, стоя на леснице, слышала весь монолог моей мамы, и сильно расстроилась. Я повернулась к ней. — Авидея, детка, где твой брат? — Во дворе с мальчишками… — Забирай его и идите домой… — А ты? — Я скоро буду. Когда за моей дочерью захлопнулась дверь, а мама чем-то загремела на кухне, а взглядом показала отцу на дверь к ним в спальню. — Ты прости её, дочь… Бегство Милады совсем подкосило её… Разум Рамины не может с этим справиться. — Я понимаю, папа… И не сержусь… — и я продолжила шёпотом. — Завтра я приглашу доктора из Стревина, якобы осмотреть тебя. Пусть он понаблюдает и за мамочкой. — Может, попросить его осмотреть её из-за сердца? Так мы с отцом и решили. Следующий день был суматошным и тяжёлым, но мы с доктором, уставшие и голодные, всё-таки собрались на ужин к моим родителям, хотя я видела, что доктору уже хотелось отправиться на отдых. Но он не изменил своему слову. Папа открыл нам дверь. — Входите, здравствуйте! Я — Ваухан Ньево, отец этой важной лекарки. — Очень приятно, доктор Эйтерсс Винн, коллега Вашей дочери. За столом мы сидели вчетвером, дети уже поужинали и отправились в свою комнату играть и учить уроки. Папа много шутил, мама смеялась. Впервые, после ухода сестры, в нашем доме была такая тёплая обстановка. Затем доктор осмотрел отца и вынес свой вердикт: — Лёгкие чистые, можете не волноваться. Серьёзные остложнения обошли Вас, Ваухан, стороной. И, пока я здесь, я могу ещё чем либо помочь вашей семье? Он вопросительно посмотрел на мать и отца. — Рамина… Твоё сердце… Ты не желаешь, чтобы доктор послушал его? — папочка был мягок и корректен до неправдоподобия. |