Книга Самый тяжелый наркотик, страница 10 – Татьяна Луцевич

- С моими инстинктами все в полном порядке, - сверкнул глазами Каерин.

- Часть мозга, отвечающее за половое влечение, никоим образом не затрагивалась в ходе медицинского вмешательства, - начала я рассуждать вслух и с подозрением покосилась на арийца. - Возможно, у тебя возникали подобные проблемы раньше?

- Никогда прежде, - поджал губы мужчина.

- Тогда я нахожусь в тупике.

- Минам, наверное, я тебя удивлю, если скажу, что моей единственной проблемой являешься ты, - открыл мне нехитрую истину Каерин.

- Я тебе уже говорила, что это не моих рук дело! Если хочешь, могу дать рабочий журнал, который велся в ходе операции, и ты сможешь убедиться во всем сам.

- Да, мне было бы очень интересно узнать, что именно ты со мной сделала, - неожиданно согласился ариец.

Я отдала ему на изучение свои записи, а сама продолжила проводить опыты, в основном, с его клетками. Каерин оказался не в восторге, ведь образцы я брала из спинного мозга, головного, мышечных тканей, нервных и так далее и тому подобное.

На один из очередных экспериментов я решалась длительное время, однако, несмотря на моральные терзания, мне необходимо было получить конкретные данные, и потому я немного путано объяснила арийцу:

- Мне нужно исследовать твое сенсорное и эмоциональное переживание, связанное с предполагаемым повреждением тканей и одновременно реакцию организма, мобилизующего различные функциональные системы для защиты его от воздействия патогенного фактора.

- Что? - не понял Каерин, хотя я дословно озвучила одно из медицинских определений слова 'боль'.

Последовавшая команда застала его врасплох. Несмотря на то, что это длилось не более пяти минут, подопытный долго приходил в себя, вздрагивая всем телом. Я дала арийцу время для того, чтобы вернуться в чувство, и, когда он смог нормально дышать, задал всего один вопрос:

- За что?

- Мне очень жаль, но это необходимо было сделать в рамках статистических исследований. Я хочу задать тебе пару вопросов. На сколько баллов ты можешь охарактеризовать испытанное тобой чувство, если 9-10 - это мучительная, нестерпимая боль, а 0 - ее полное отсутствие?

- Двенадцать.

- Эта шкала из десяти балов, - напомнила я.

- То, что я испытал, было принципиально новым уровнем боли, в этом тебе удалось превзойти саму себя, Минам, - сделал сомнительный комплимент ариец.

- Как ты можешь ее описать?

- Если бы это был допрос, то я бы выдал все известные мне государственные секреты на самой первой минуте, - криво усмехнулся подопытный.

- Даже если бы они действительно были тебе известны, мне это совершенно не интересно, потому что моей единственной целью является успешное завершение данного проекта.

- В своих желаниях следует быть осторожными, потому что они имеют свойство исполняться, - философски заметил собеседник.

- Все же я рискну, - не отрываясь от записей в рабочем журнале, коротко отозвалась я.

- Должен заметить, что вы, земляне, являетесь весьма отчаянными и безрассудными существами.

Отличавшиеся отвлеченными рассуждениями и излишним заумствованием слова Каерина я благополучно пропустила мимо ушей. Подводя промежуточные итоги на основе анализа полученных данных, я признавала их потрясающими. Ариец стал моей лучшей работой за научную практику, он был шедевром.

Подопытный был силен, как целый отряд солдат специального назначения, быстр, будто даохинский восьмилапый рвар, и меток, словно лазерное оружие, предназначенное для поражения целей в условиях открытого космоса. Он обладал ускоренной регенерацией, позволявшей мгновенно восстанавливать поврежденные ткани, костно-хрящевой остов и даже потерянные органы, что делало его неуязвимым в бою. Но самым главным достижением являлось то, что Каерину удалось избежать тяжелой формы наркозависимости, от которой лично мне было впору лезть на стену.

Проблема заключалась в том, что мой пульс едва прощупывался, а сердце билось настолько медленно и лениво, что меня можно было с легкостью перепутать с покойником. Если в течение нескольких суток не происходило всплеска потока нейромедиаторов типа дофамина и серотонина в постсинаптических нейронах, нацеленных на 'систему поощрения' мозга, появлялись апатия, необоснованная агрессия и очень сильная психогенная боль. Физических нарушений не выявлялось, она возникала без каких-либо органических поражений, но никакие медикаментозные средства не помогали. Боль была настолько острой и пульсирующей, что ее можно было назвать суицидальной, потому как возникало непреодолимое желание совершить самоубийство, чтобы от нее избавиться.

Сразу после неудачного эксперимента я стала фанатом фильмов ужасов и новичком в различных экстремальных видах спорта - страх перед опасностью и риск на грани возможностей обеспечивали выброс большого количества адреналина. Однако со временем падения с головокружительной высоты перестали казаться захватывающими, опасные нелегальные гонки - будоражить кровь, а под леденящие душу побоища и извращенные пытки садистов-маньяков я начала засыпать. Единственным, что неизменно доставляло весь спектр необходимых эмоций, являлись наркотики. Они определенным образом обманывали природную 'систему поощрения', позволяя добиться выброса дофамина и получить чувство удовольствия искусственным путем.

Ускорение пульса без медикаментозной стимуляции, когда Каерин удерживал меня в сантиметрах от своего лица и не отпускал, несмотря на многочисленные угрозы, привело меня в замешательство. Я много думала над этим происшествием, не понимая, что могло послужить причиной учащения сердцебиения. Животный страх перед усовершенствованным арийцем? Гнев? Влечение? Последнее предположение казалось наиболее нелепым, но чем дольше я размышляла над сложившейся ситуацией, тем сильнее склонялась к тому, что необходимо было проверить все возможные варианты.

- Что ты делаешь? - нахмурился Каерин, наблюдая за моими манипуляциями с пробирками и коническими колбами.

- В ходе следующего эксперимента ты должен находиться в состоянии самого глубокого медленного дельта-сна, и я пытаюсь рассчитать необходимую дозу снотворного.

Учитывая физиологические особенности и нестабильность показателей подопытного, это сделать было затруднительно.

- В течение всего времени эксперимента я хочу находиться в сознании, - возразил собеседник.

- Я не считаю это возможным.

- Даже если мне придется испытывать при этом страшные муки, я не хочу засыпать.

- Тебе совершенно не о чем волноваться.

- Почему-то после этих слов меня начинают одолевать очень сильные сомнения, - мои слова возымели ровно противоположный эффект.

- Сомневаешься в моей компетентности?

- Скорее здравомыслии, - скрипнул зубами собеседник. - Мне крайне любопытно, Минам, в чем именно будет заключаться данный эксперимент?