Книга Перстень с чёрным агатом, страница 20 – Ольга Пустошинская

— У фрау всё ещё хороший аппетит, — по-немецки сказал повар и захохотал: — У-у-у, какие голодные у тебя глаза! Смотри не слопай всё по дороге!

Девочка ничего не ответила. Не знаю, уловила она смысл или нет, а мне было понятно всё от первой до последней буквы. Поразительно, ведь немецкого я совсем не знал, ну кроме нескольких общеизвестных слов: яволь, ахтунг, шнель… Снова перстень помог!

Клава взяла тяжёлый поднос и осторожно пошла наверх по лестнице, рискуя споткнуться и упасть в неудобных башмаках. Вот остановилась возле одной из дверей, толкнула её плечом и переступила порог.

— Ваш полдник, фрау Ирма.

Я увидел большую кровать, где на белоснежных простынях полулежала старуха, которой было на вид лет сто. Морщинистое коричневое лицо с бесцветными глазами, провалившийся рот, нос крючком, абсолютно белые волосы, собранные в маленький пучок на макушке. Руки поверх одеяла казались тёмными птичьими лапками, а на пальце блестел чёрный агат в серебряном узоре листочков и веточек. Я не отрываясь смотрел на перстень: тот самый!

Клава поставила поднос на столик у кровати, помогла старой хозяйке сесть поудобнее в постели, подложив под спину подушку.

— Приятного аппетита, фрау Ирма.

— Подожди, Клаудиа, — остановила старушка, — ты голодна?.. Садись и ешь.

К моему большому удивлению, она говорила по-русски правильно, не коверкала слова, лишь с небольшим акцентом.

Клава сглотнула слюну:

— А как же вы?

Фрау улыбнулась:

— Не беспокойся, я выпью кофе с печеньем.

Девочка привычным движением вытащила из-под кровати низенькую лакированную скамеечку для ног и присела к столику. Двумя пальчиками осторожно взяла кусочек колбасы и начала есть, смакуя каждую крошку. Пожилая фрау медленно пила кофе и сосала кусочек сахара.

«Кажется, старуха подкармливает девчонку, — подумал я, — и среди немцев были порядочные люди. Может, Ирма антифашистка?»

— Это, — указала на хлеб фрау, — заберёшь с собой. Поделись с подругой.

Клава пробормотала слова благодарности и спрятала бутерброды в карман фартука, сложив их маслом к маслу, чтобы не пропало ни грамма драгоценных жиров.

— Доктор велел принять лекарство, — вспомнила она и, налив в стаканчик воды из графина, накапала настойку из тёмного пузырька.

— От старости лекарства нет, — сказала немка, но стаканчик взяла и, поморщившись, выпила всё до дна. — Знаешь, Клаудиа, сколько мне лет?.. Восемьдесят девять. Скоро придёт тот день, когда Господь призовёт меня.

Невидимый, я стоял в шаге от них, смотрел и слушал, затаив дыхание.

— Вы поправитесь, фрау Ирма, — сказала Клава и отвела увлажнившиеся глаза. — Недавно вы были совсем здоровая.

Старая немка вздохнула, протянула девочке оставшийся сахар.

— Можешь идти, Клаудиа. Если Лора будет ругать, скажешь, что это я тебя задержала.

Клава кивнула и выскользнула из комнаты, сжимая в кармане фартука хлеб и сахар.

Мне стало интересно, как Клавдия попала в дом, как началась эта странная дружба между пожилой фрау и маленькой работницей, ведь это была именно дружба: я видел, как немка смотрела на девочку — никакого презрения или брезгливости, а только сочувствие. А как испуганно блеснули глаза Клавы, когда старушка сказала о своей скорой смерти!

* * *

Добровольно она в Германию не поехала, хотя немцы всюду расклеили агитацию о тамошней счастливой жизни. Трубили о высоких заработках, обещали вкусную еду и новую одежду. Клава смотрела на плакатную румяную девушку на кухне, окружённую белокурыми немецкими детишками, на улыбчивую фрау и ни капли не верила этой пасторальной картинке. Её, как и других подростков из их маленького городка, увезли насильно: загнали в товарные вагоны, как скотину. В дороге месяц кормили объедками и сырой картошкой. Выпускали из вагонов дважды в сутки, чтобы невольники облегчились тут же, на насыпи. Какой-то паренёк решил воспользоваться этим и попытался сбежать. Немцы закричали, стали стрелять вслед и спустили собак. Растерзанное овчарками тело осталось лежать в поле.

Смотреть на это было невыносимо. Я «пролистнул» несколько дней и увидел, как фрау Лора Беккер выбирала работниц. Немка ходила вдоль ряда притихших девочек, среди которых я заметил Клаву (уже без косы, с коротко остриженными волосами), смотрела им зубы, брезгливо щупала мускулы. Одной рыжеволосой девушке фрау сделала знак подойти.

— Что умеешь делать? — спросила она через переводчика.

— Умею топить печь, готовить еду, мыть полы…

— Гут, — кивнула немка и посмотрела на Клаву. — Ты… иди сюда. Что умеешь делать?

— Я могу ухаживать за скотиной, могу присматривать за детьми, мыть посуду.

Фрау Лора улыбнулась:

— Хорошо, гут. Ты и ты поедете со мной.

Так Клавдия и рыженькая Лена попали в дом Беккеров. Рачительная фрау Лора сразу рассчитала немецкую прислугу, оставив лишь повара, — экономия получилась очень приличной.

Девочки долго стояли в прихожей, разглядывали большое зеркало, всё в бронзовых завитушках, светильники и мягкие пуфы. Появилась фрау Беккер и привела с собой девушку лет семнадцати и пожилую даму, одетую во всё чёрное. Молодая была чем-то похожа на фрау Беккер — такая же рослая, с капризным лицом. Пожилую немку Клава приняла за мать, но позже узнала, что ошибалась: фрау Ирма приходилась Лоре свекровью.

— Это ваши хозяйки, слушать их! — прокаркала Лора.

Решив, что со знакомством покончено, фрау увела девочек во двор и подтолкнула к одиноко стоящему деревянному сараю. Его давно пора было сломать, а доски пустить на растопку, но сейчас немка порадовалась, что не поторопилась. В сарае было душно и темно, пахло навозом. Солнечный свет проникал только через щелястые стены, отбрасывая на земляной пол тоненькие золотые полоски.

— Тут спать!

Девочки растерянно посмотрели на кучу грязной соломы в углу. Как тут можно спать? Лена дождалась, когда хозяйка уйдёт, бросила узел с вещами и с чувством сказала:

— Сволочь эта Беккерша! В сарай, как скотину!

— Что от них ждать хорошего? Фашисты и есть фашисты, — вздохнула Клава. — Давай здесь приберём хотя бы.

Они нашли старую метлу и принялись наводить порядок, чихая и кашляя от поднявшейся воздух пыли, как вдруг открылась дверь и появилась пожилая фрау Ирма. Она стояла на пороге, моргала и ждала, пока глаза привыкнут к темноте.

— Идите за мной, — сказала фрау по-русски.

— Куда-то зовёт, — прошептала Лена.

— Работать, куда же ещё, — так же тихо отозвалась Клава.

Они вернулись в дом и поднялись за немкой по лестнице на второй этаж.

— Будете жить здесь, — сказала фрау Ирма, открывая ключом белую крашеную дверь в конце коридора.