Книга Паранойя. Почему я, страница 66 – Полина Раевская

– Думаешь, до меня так легко добраться? Напоминаю, если ты забыла, я не какая-то девочка с улицы, которую ты можешь запугать. Мой отчим – губернатор края и генерал авиации.

– Да, – соглашается она с видом добродушной тетушки, и я понимаю, что у нее в рукаве есть еще какой-то козырь, который она тут же выкладывает, – но вот твой отец, кажется, обычный художник-мультипликатор.

Я холодею, понимая, на что она будет давить, и не ошибаюсь.

– Не хотелось бы впутывать невинных людей, но, если дело касается спокойствия моей дочери, я любого порву на кусочки. Так что побереги своего папу и его семью, если себя не жалко.

– Только посмей приблизиться к ним, и на кусочки тебя порвет твой собственный муж!

– Кстати, об этом! Попробуй ему сказать, и я тут же приведу все свои угрозы в действие. У меня рядом с мужем есть свои люди, и давно все готово, касательно тебя. Нужно будет только щелкнуть пальцами. Надеюсь, я достаточно ясно выразилась?

– Предельно, – цежу сквозь зубы, понимая, что она загнала меня в угол.

– Что ж, прекрасно, – скалиться она, тоже все прекрасно понимая. – Мой тебе совет, не будь наивной дурой. Нет никакого смысла жертвовать своим здоровьем и создавать проблемы семье ради мужика, который просто наслаждается твоей юностью.

У меня вырывается обессиленный смешок.

– Спасибо, конечно, но я как-нибудь разберусь без советов жалкой терпилы, даже, если она на первых ролях, – возвращаю Долговской жене ее же ответ, стирая с ее губ победную ухмылочку.

– Не зарывайся, а то я могу не сдержаться и вылить этот флакончик прямо сейчас, – предупреждает она и уходит, бросив напоследок. – У тебя неделя, а от Гридаса избавься сегодня же.

Оставшись одна, едва сдерживаюсь, чтобы не заорать на все кладбище. Смотрю сквозь слезы на памятник Ванечки и не знаю, что мне делать. Мне очень больно. Каждое оскорбление и насмешка над моими наивными надеждами, и мечтами оседает у меня внутри свинцовой, удушливой тяжестью.

Я хочу верить Долгову, хочу верить своему глупому сердцу, шепчущему, что все, что между нами было – правда, но… этого слишком мало против доводов рассудка и Ларисы.

С кладбища Гридас уводит меня заледеневшую и опустошенную.

Боясь, что что-то может случится с папой, я в тот же день прошу маму уволить моего нелюдимого охранника, мысленно прося у него прощение. Мама довольна, как никогда. Поняв, что, если я выдала Долговского человека, значит – это все. На радостях она даже поцеловала меня, заверяя, что я – умница и поступила правильно. Она говорила почти все то же самое, что и Лариса, а я… Я заживо сгорала в огне сомнений, страха и безысходности. Металась, как зверь в клетке, не зная, во что мне верить, и едва на стены ни лезла, понимая, что если Лариса и правда беременна, то это конец. Я не смогу быть с Долговым, зная, что ничего для него не значу.

Всю неделю я прожила в агонии, изводя себя предположениями. Меня кидало из стороны в сторону: один день я думала, что Лариса просто выдумала беременность, чтобы как-то повлиять на меня, а в другой – понимала, что в это смешно и глупо. Долгову я не звонила из страха за отца, да и знала, что по приезде, он сам найдет возможность встретиться со мной и поговорить, а там уж я все пойму, почувствую. Так мне казалось. А потом Олька выздоровела и по секрету сообщила, что у нее возможно будет братик или сестричка. В тот момент мой мир раскололся на части.

Одно дело врать любовнице мужа, но другое – использовать в своих ненормальных играх дочь. Даже моя мама вряд ли до такого бы доумилась.

Сомнений больше не было, казалось, что-то во мне умерло. Внутри поселилась какая-то холодная пустота и разочарование. Я будто оцепенела.

Весь вечер я смотрела в одну точку. Сама не знаю, зачем и как согласилась пойти в клуб. Мне было все равно, где я, с кем и что происходит. Только в обезьяннике меня ненадолго вывела из этого состояния ярость Долгова, но пока ехали, я снова постепенно цепенела.

Очнулась я только, когда Сережа высадил Олю у дома сестры.

– Иди, отсыпайся, матери позвони, скажи, что все нормально. Про этот дурдом ни слова! Не надо ей волноваться и расстраиваться лишний раз, – наказывает он, а у меня невольно вырывается шокированный смешок.

Так он, оказывается, все знает про ее беременность. О, боже, какая же я дура!

Оля прощается со мной взмахом руки, киваю на автомате и сглотнув слезы, откидываюсь на сиденье, умоляя взбесившийся желудок успокоится.

– Останови здесь, я выйду! – требую, как только выезжаем за ворота. Находиться с Долговым в одном пространстве не могу просто физически. Но он, не обращая на меня никакого внимания, продолжает вести машину. Сворачивает с дороги в поселок и едет куда-то вглубь леса, что меня по-настоящему пугает. Тошнота усиливается, и становится совсем невмоготу.

– Останови! -кричу, хватаясь за ручку двери и едва не вываливаюсь из машины.

– Ты че творишь, дура?! – орет Долгов, резко ударив по тормозам.

У меня темнеет в глазах. Наошупь выскакиваю из машины и, поскользнувшись на талом снегу, падаю на колени. Долгов тут же выбегает следом и подхватывает меня под руки.

– Не трогай!

– Заткнись!

– Уйди, пожалуйс…– не успеваю договорить, как меня начинает выворачивать прямо ему на кроссовки.

– П*здец! – выплевывает он, отскочив.

А я, захлебываясь слезами и новыми спазмами, кое -как забегаю за ближайшее дерево, где меня полощет так, что я едва держусь на ногах. И, наверное, упала бы в собственную рвоту, если бы Долгов не удерживал меня, собрав мои волосы в кулак.

– У-уйди, – выдавливаю из себя в перерывах между приступами, плача от стыда. Мне так плохо, что кажется еще чуть-чуть и я умру под этим чертовым деревом. Особенно, когда Долгов начинает распекать меня.

– Да угомонись ты! Стесняется она, бл*дь. Лучше бы стеснялась нажираться, как слепая лошадь. Ты че, меры что ли вообще не знаешь?!

Он все говорит и говорит, но я, к счастью, не слышу, меня трясет, как припадочную. Долгов умывает меня, заставляет выпить чуть ли не полбутылки воды, а после усаживает в машину.

Пока он приводит себя в порядок, я немного прихожу в чувство и, стоит только Долгову сесть в машину, прошу, хрипя, как курильщица со стажем:

– Отвези меня домой.

– Я отвезу тебя на квартиру к моей матери. Отоспишься и поговорим, – не глядя в мою сторону, отзывается он непререкаемым тоном.

– Я не пьяная и… Говорить нам с тобой не о чем, – шепчу, преодолевая страх и вспыхнувшие вдруг сомнения.

– И что это, мать твою, значит? – резко поворачивается он ко мне, обжигая все тем же взбешенным взглядом.

Несколько долгих секунд смотрю ему в глаза, а потом все же собираюсь с духом и едва слышно произношу: