
Онлайн книга «Паранойя. Почему я»
– Да что ты?! Смотрите-ка, как нам не нравится правда. – Пошла ты на хрен со своей правдой! – А она теперь не только моя, Долгов. Все слышали, как ты свою шлюшку трахаешь. И твои дети в том числе! Их тоже на хрен пошлешь? – Я тебе еще раз повторяю, закрой свой поганый рот, не нарывайся! Что ты, мать твою, за идиотка такая? Вообще что ли ни черта не понимаешь? – Да, не понимаю! Смотрю на тебя и не понимаю! Как, сука, можно быть таким скотом?! Господи, я думала, у тебя хотя бы дети – святое, а ты… – А что я? Что я? – взорвавшись, ору не своим голосом. – Один – единственный раз допустил ошибку и сразу х*евым отцом стал? Так что ли? – Да ты всегда был х*евым! – кричит Ларка в ответ. – Отец, который любит своих детей – уважает их мать. – Пошла ты в жопу! Эту заезженную по*бень своим подругам -дурам втирай, а мне не надо! То у меня дети – святое, то уже отцом «всегда был х*евым». Определилась бы. И, если на то пошло, то из тебя так-то мать тоже херовая получается. Добрая бы разве терпела рядом с детьми х*евого отца или подавала бы дочери пример, как сломать хребет своей личности ради мужика? – Что? – задохнувшись от негодования, смотрит Ларка на меня во все глаза, багровея от бешенства. -Ты… ты совсем что ли охерел, сволочь?! – А что такое? Не нравится правда? – язвлю, возвращаю ей ее же слова. – Какая правда?! Какая еще правда, скотина! -истерично орет она, срываясь на визг. – Да я всю жизнь ради детей… Ты как вообще можешь такое говорить?! – Ну, ты же можешь, прекрасно зная, что я жопу рвал, чтоб у них было все самое лучшее. Или что, я мало дал своим детям? Или может, не уделял внимания? Бил, издевался, ломал психику? Что я до сегодняшнего дня сделал не так, чтобы ты меня мордой тыкала в моё «х*евое» отцовство? У Ларки вырывается шокированный смешок. – Что молчишь? Отвечай! – бросаю зло. – А что толку отвечать, Долгов? Ты все равно любую ситуацию вывернешь под себя. – Да неужели?! – смеюсь, хотя вообще ни разу не смешно. Трясет, как припадочного от бешенства. – Я ее выворачиваю, чтоб ты понимала, что все, что угодно можно извратить и переиначить, как вздумается. Я себя не оправдываю, но и говорить мне, что я не люблю своих детей или х*вый отец, никому не позволю! Поэтому еще раз повторяю – лучше заткнись! Все, что ты делаешь – все ни к месту, не вовремя. Сейчас надо с дочерью быть, а ты прибежала сцеживать яд. Правдой какой-то дрищешь. Че ты раньше то молчала, глотала эту самую правду? Ларка тяжело сглатывает и, поджав дрожащие губенки, молча, прожигает меня взглядом, полным ненависти. – Нечего сказать, да? – уточняю с кривой ухмылкой и, устало вздохнув, резюмирую. – Иди уже, подписывай брачный договор и заявление о разводе, хватит этого цирка. – Всерьез думаешь, что после всего произошедшего, я тебе его так просто дам? – вздернув бровь, бросает она вызов, который вызывает у меня приступ какого-то злобного веселья. – Я не думаю, я знаю, – парирую снисходительно и достаю пистолет. – Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я сейчас пошел и вышиб твоей алчной мамаше мозги. – Чушь не неси! – обрывает меня Ларка, а сама настороженно следит за рукой, в которой зажат пистолет. Почуяла, видать, наконец, опасность. – Чушь? На твоем месте я бы не был в этом так уверен. Мне уже терять нечего: дел у меня с твоей семейкой больше никаких, с детьми отношения похерены, руки пачкать мне не впервой, так что не советую брыкаться. Ты меня знаешь: мне море по колено, а твою мамашу пристрелить и вовсе за радость. Церемониться я больше ни с кем из вас не буду, так что иди и подписывай! Ларка хочет что-то сказать, но понимая, что я не шучу и в самом деле готов, еще сильнее сжимает губы. Не говоря больше ни слова, она быстрым шагом покидает шатер, я же выдыхаю, зная, что через пару минут она стопроцентно вернется. И точно: летит на всех парусах, горя праведным негодованием. Аж ноздри раздуваются. – Что это значит? – кинув на стол договор, тыкает она в сумму отступных. – А по-твоему? -издевательски приподнимаю бровь и, не видя смысла ходить вокруг да около, поясняю. – Ты же не думала, что я тебе на тормозах спущу твои тупые интриги с «беременностью» и угрозами Настьке? Вот считай, половина «ребенку» улетела. В подарок от папы. – Ты… скотина! Я не буду это подписывать! – чеканит она дрожащим от ярости голосом, на меня же накатывает какое-то безразличие. Пожимаю плечами и спокойно парирую: – Не подписывай. Только учти, через час эта сумма изменится на ноль, моих детей вывезут из страны, а ты останешься на похороны своей семейки. Если думаешь, что не решусь на такой шаг, то плохо ты меня знаешь. Еще раз повторю, мне терять нечего. Хочешь пойти на принцип – будет тебе принцип. Я в долгу не останусь: ударишь мне в спину и продашь акции, я ударю тебе в грудь. Думай, у тебя есть час, – бросаю напоследок и покидаю шатер. Мне срочно нужно глотнуть свежего воздуха. Внутри все горит огнем, голова гудит и, если честно, не воевать хочется, а сдохнуть. Сил никаких. Это же надо докатиться до такого п*здеца, чтоб собственной жене угрожать! Впрочем, с Ларкой, походу, по-другому быть и не могло. Все у нее шиворот – навыворот: где надо быть принципиальной – прогибается, где надо угомониться, гонор врубает. Правильно говорят, лучше застрелиться, чем жениться на бестолковой бабе. К счастью, Ларка не совсем еще потеряла связь с реальностью. Спустя некоторое время, выходит из шатра и подойдя, смиряет меня полыхающим ненавистью взглядом. – Подавись! – швыряет она мне в лицо договор. – Надеюсь, тебе все вернется. Она уходит, я же смотрю на подписанные документы и ничего не чувствую, кроме иронии. Смешно, а ведь я сдержал данное Настьке слово, только толку -то уже? Пытаюсь понять, в какой момент потерял контроль над ситуацией, но ни хера сообразить не могу. Вроде все по плану шло еще вчера, а теперь… Смотрю, как Ларка с детьми и тещей с тестем покидают дом, и будто каменная плита на грудь опускается. Вся жизнь летит в тартары с немыслимой скоростью и знать бы ради чего. Настька, Настька… Где же ты есть? Часы показывают четыре утра, когда в доме не остается никого, кроме меня и охраны. Все следы несостоявшегося праздника, наконец, убраны и не мозолят глаза, вызывая чувство досады. Устроил я, конечно, дочери день рождение… Как теперь и что будет, хрен знает. Поспать бы не мешало. На свежую голову оно как-то лучше соображается, но какой мне теперь сон?! Гридасик к тому же не отзвонился, а должен бы уже, но, видимо, не напал еще на след. Что очень сильно напрягает. Подавляю тяжелый вздох и сверлю взглядом дисплей молчащего телефона. Только сейчас доходит, что нужно вставить старую симку. Шифроваться уже все равно нет никакого смысла. А Настька, может, звонила откуда-нибудь или что-то написала. |