Книга Суженая из другого мира, страница 129 – Lita Wolf

— Ты сам-то понимаешь, что несёшь?! Какое скоро сесть в седло, когда ты лишь сегодня в сознание пришёл!

— Я не задержу вас сильно. Поверьте, — не сдавался он. — А одному мне до весны домой никак не попасть.

Лонгаронель с Дальгондером переглянулись. Что верно, то верно – один он по зиме точно в лесу не выживет. А с другой стороны – чего ему торопиться-то? Долечился бы спокойно – оборотни же никуда его не гонят.

— Друзья, очень вас прошу! — уже натурально взмолился раненый. — Это вопрос жизни и смерти! Причём отнюдь не только моей.

Вампир с эльфом переглянулись снова.

— Что за вопрос жизни и смерти? — спросил Лонгаронель.

Какое-то время Зэндел сомневался. Потом, видимо, всё-таки решился.

— Пожалуйста, подойди ближе, — попросил он. — Наклонись. — Лонгаронель нагнулся к нему. — Я должен забрать из тайника одну вещь – пока до неё не добрались дварры, — еле слышно прошептал Зэндел ему в самое ухо. — Если она попадет в руки к ним, это будет катастрофа!

— Какой-то артефакт? — догадался Лонгаронель, произнёся это тоже практически одними губами.

— Да.

— Ну, это и правда может быть серьёзно, — хмуро согласился он. — Ладно, возьмём тебя с собой. Только дай слово слушаться меня беспрекословно. Если я, например, решу, что ты должен пробыть в коконе хоть до конца пути – никаких возражений.

— Обещаю, — поклялся Зэндел. — Спасибо.

Только Лонгаронель, под весьма недовольным взглядом Дальгондера, сделал шаг к двери, как тут активно замычал Дэлвир.

— Ну, а тебе-то что? Тоже с нами приспичило?! — простонал Лонгаронель.

Ответное мычание весьма походило на «да».

— И зачем же это тебе понадобилось к вампирам?

— Они с Илинор вместе, — пояснил за товарища Зэндел.

— Ах вот оно что. То есть он просит уже не за себя одного, а за них обоих?

— Ну... если вы берёте меня – не всё ли равно, одни будут сани или двое.

— Конечно, возиться с одним лежачим или с тремя – тоже никакой разницы, — раздражённо бросил альтеранец.

— Лонгаронель, но ты же наверняка понимаешь, насколько сильно хочется домой нам всем, — тихо произнёс Зэндел.

— Понимаю. Я всё понимаю. Но если мы опоздаем по вашей милости... я вас всех троих до последней капли выпью!

Дэлвир опять что-то замычал.

— Надеюсь, это «спасибо» и обещание беспрекословного послушания? — вопросил Лонгаронель.

— Безусловно, — подтвердил Зэндел.

Лонгаронель стремительно покинул комнату. Дальгондер шмыгнул за ним, нагнав вампира у лестницы в подвал.

— Даже здесь уже начались вампирские тайны?! — высказал-таки он претензию.

— Дальг, там дело действительно нешуточное, — вздохнул Лонгаронель. — А то, что он доверился единственному из нас своему соплеменнику – по-моему, вполне логично. Кстати, мне он тоже не сказал ничего конкретного.

— Ладно, — махнул рукой эльф. — Что с дварром? Он всё-таки заговорил? Очевидно, тоже признав в тебе соплеменника? — последняя фраза прозвучала образчиком язвительности.

Вампир усмехнулся.

— Да, заговорил. Только утверждает, что наших потеряшек в Митрабарде никогда не было.

— Ты ему веришь?

— Скажем так, склонен поверить. А дварр, кстати, ухватился за версию, что наши потеряшки за порталом.

— Отличная версия, — усмехнулся Дальгондер. — Жаль, что абсолютно невозможная. Пойду гляну, не возвращаются ли наши.

Лонгаронель спустился в подвал. Дварр сидел, кажется, в той же позе, в какой он его оставил.

— Ещё вопросы? — спросил дварр.

— Нет.

— Значит, я свою часть уговора выполнил. Теперь твоя очередь.

58-2

Дварр поднялся на ноги, в последний раз посмотрел на вампира и закрыл глаза.

Ещё пару часов назад Лонгаронель убил бы его не задумываясь. Но теперь рука почему-то не поднималась. Что его останавливало – он и сам не понимал.

— Ну чего ты тянешь? — не выдержал-таки дварр. — Думаешь, умирать легко?!

— А ты никогда не задумывался, что те, кого убивал ты, тоже не хотели умирать?

Дварр открыл глаза:

— Нет.

— Хм. Потрясающий в своей откровенности ответ, — хмыкнул Лонгаронель. — И тем не менее думать никогда не лишне.

— Бог создал унков, чтобы мы могли творить свою магию.

Вампир чуть не рухнул при этом его заявлении. В первую очередь от того, что меньше всего ожидал наличия у дварров какой-либо религии. Хотя, с другой стороны, ожидать как раз следовало. Впрочем, тем, что этим скотам всё же требовались оправдания своим зверствам, он всё равно был удивлён.

— Кто тебе сказал такую глупость? — вопросил Лонгаронель, едва сдерживая смех.

— Так написано в Священной Книге.

— ...Сочинённой вами же. Но оставим богословские споры. Скажи, почему, когда ты соглашался отвечать на мои вопросы, даже не попытался выторговать себе жизнь?

— Не было смысла. Мне всё равно некуда идти.

— Который уже раз я слышу эту фразу – мне теперь некуда идти. Какой всё-таки замечательный у вас мир, — мрачно усмехнулся вампир. — Но тебе-то, одному из его хозяев, почему вдруг некуда податься?

Дварр окатил его каким-то мрачно-больным взглядом:

— Ладно уж, удовлетворю твоё любопытство напоследок. Очевидно, ты не знаешь наших законов. Клан, потерявший в бою две трети своих членов, подлежит расформированию. А выжившие становятся зо́ло. Данное слово тебе тоже незнакомо?

Лонгаронель помотал головой.

— Золо – фактически та же подпитка, только их не убивают. Это наказание за слабость. Дварры не прощают слабости! Но я не хочу всю жизнь сносить пытки и унижения. Поэтому выбрал смерть. По-моему, логичный выбор.

— Вот, значит, как... — Лонгаронель был немало удивлён таким оборотом. — А я-то подумал, что это тебя известие о гибели родных так подкосило.

— Нет. А что, должно было? — на лице дварра не отражалось вовсе никаких эмоций, как не было их и в его голосе.

— Ну, лично я переживал, когда погибли мои родители. Мне они до сих пор иногда живыми снятся. Просыпаюсь, понимаю, что это только сон... и сердце сжимается до боли.

— Глупые привязанности – это для унков.

— А у тебя, значит, нет привязанностей?

— Нет.

Ну вот этот урод и подписал себе смертный приговор! Лонгаронель уже был готов послать в него смертоносный заряд энергии. Однако дварр продолжил:

— В детстве отец каждый день избивал меня до полусмерти, пока я не научился ненавидеть всех и каждого. В первую очередь – его самого.