Книга Легенды и мифы Невского проспекта, страница 91 – Наум Синдаловский

Известен анекдот, ставший одной из лиговских легенд. Одна старая дама часто говорила: «Я никогда не пойду гулять по Лиговке, потому что меня там изнасилуют». В конце концов она рискнула пойти погулять по Лиговке. Вернулась домой и повесилась. Оставила записку: «Я никому не нужна, меня даже на Лиговке не изнасиловали».

К 1920-м годам Лиговка превратилась в общегородской центр сбыта наркотиков. Наркоманы называли его «фронтом». На «фронте» можно было легко приобрести кокаин «в любых количествах и в любое время». В Петрограде на мотив популярного «Чижика-пыжика», окончательно потерявшего первоначальную связь с кадетами Училища правоведения, распевали песенку, которая могла соперничать с популярностью небезызвестного жареного цыпленка:

«Ханжа» здесь, скорее всего, искаженное название сока недозрелых зерен мака, макового молочка – ханки, из которой изготовляются наркотики. Торговля ханкой на черном рынке была в то время довольно распространенной.

Но и, кроме ханки, покупателю предлагался целый набор кокаинового порошка в самом широком ассортименте. Эта «серебряная пыль» продавалась в так называемых «кулечках-фунтиках» и носила самые разные названия: «марафет», «белая фея», «антрацит», «кокс», «нюхара», «кикер».

На Лиговке, или «Лига́вке», как презрительно любили произносить с непременным ударением на втором слоге петроградцы, обыкновенные добропорядочные граждане старались не появляться. Зато с удовольствием пересказывали о ней анекдоты. Один из них был более чем самокритичным: «Пристала на Лиговке брюнетка. Через час будет считать мои деньги своей собственностью». Согласно другому анекдоту, общество «Старый Петербург» ходатайствовало о сохранении за наиболее хулиганскими частями Лиговской улицы старого названия «Лиговка» – в честь Лиги Наций, с которой, как известно, отношения у Советского Союза в то время складывались не самым лучшим образом.

Окончательно процесс придания площади Восстания подлинно советского облика был завершен установкой в 1967 году в центре Большого зала Московского вокзала алебастрового бюста Ленина, выполненного по модели скульптора Л.А. Месса. Формально памятник появился в память об «удовлетворении просьбы Петроградского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Петрограда о переименовании города Петрограда в Ленинград». Об этом была сделана соответствующая надпись на стене зала за памятником. Бюст был укреплен на высоком пилоне из черного полированного гранита. В ленинградском городском фольклоре он был известен как «Лысый камень», «Голова», «Белая головка» или «Ленин на палочке».

В начале 1990-х годов, после возвращения городу его исторического имени, памятник был снят. На его месте установлен бюст Петру I, выполненный по модели скульптора А.С. Чаркина. Как и его предшественник, Петр представлен погрудным скульптурным портретом, установленным на высоком пьедестале. В отличие от Ленина, памятник Петру, голову которого украшает хорошо смоделированный бронзовый парик, укрепленный на лысом черепе великого основателя Петербурга, в народе сразу получил прозвище: «Волосатый камень».

Здесь, на площади Восстания, заканчивается тот Невский проспект, который мы любим, который известен во всем мире. И который и есть «всеобщая коммуникация Петербурга», по Гоголю. Дальше начинается так называемый Старо-Невский. Такое неофициальное название существует в Петербурге для участка Невского проспекта от площади Восстания до Александро-Невской лавры. Но об этом в третьей части нашего повествования.

Невский проспект XVIII–XIX веков невозможно себе представить без конного транспорта. Конный транспорт развивался вместе с городом. Если в середине XVIII века количество извозчиков в городе едва превышало три тысячи, то к началу следующего, XIX века оно выросло почти вдвое. С ростом города неизбежно возрастали оживление и теснота на улицах. Все это требовало какого-то упорядочения движения транспорта. В 1732 году была предпринята первая попытка ввести в Петербурге правила движения. По улицам предписывалось «ездить смирно и на конях не скакать». Вскоре появилось и первое ограничение скорости – до 12 верст в час.

Однако это не действовало. Каждым извозчиком руководило желание обогнать, выделиться, понравиться клиенту. Улица становилась опасной. Заклинание: «Спаси, Господи, от седока лихого и от изверга-городового», которое каждое утро, как спасительную молитву, повторяли про себя ямщики, выезжая на городские улицы, подхватило население, вспоминая его каждый раз при выходе из дома. Среди питерских извозчиков в свое время родилась поговорка: «В Питере всех не объедешь», которая первоначально имела совершенно конкретный профессиональный смысл, связанный с трудностями проезда по дорогам, до отказа забитым экипажами и верховыми. Но очень скоро смысл этого, безусловно, конкретного фразеологизма расширился и приобрел довольно ярко выраженную социальную окраску. Пословица стала общеупотребительной и универсальной.

Извозчики подразделялись на легковых, перевозивших людей, и на ломовых – для транспортировки грузов. В начале XX века в городе работало 25 тысяч ломовиков. Легковые извозчики, в свою очередь, делились на одноконных «ванек», о которых в Питере говорили: «На ваньке далеко не уедешь», и «лихачей», прозвище которых говорило само за себя. В петербургском городском фольклоре есть легенда о том, как Екатерина II, готовясь к встрече императора Иосифа, решила удивить его скоростью движения в России. Она приказала найти лихача, который доставит заморского императора из Петербурга в Москву за 36 часов. Ямщика нашли и привели пред очи государыни. «Возьмешь ли доставить немецкого короля за 36 часов?» – лукаво посмотрела на него императрица. «Берусь, матушка, но не отвечаю, будет ли цела в нем душа». От себя добавим, что дилижансы на маршруте Петербург – Москва в народе назывались «Нележансами». Вероятно, ездить в них было одинаково мучительно и сидя, и стоя, и лежа.