Онлайн книга «Незнакомцы»
|
Изумленно озираясь по сторонам, Джек постепенно понял, что никакой стремительной метаморфозы с городом за прошедшие пять минут не произошло. Он остался таким же, каким был и час назад, и вечер. Но сам он вернулся из Центральной Америки другим человеком, уже не прежним Джеком, и потому и город, и все общество стали ему ненавистны. Многое из того, что казалось ему в Большом Яблоке [14] мрачным и неизменным, на самом деле было лишь отражением его собственного разрушенного и выжженного, искаженного внутреннего мира. Джек снова сел за руль «Камаро» и поехал на запад, в сторону 6-й авеню, к северу от Центрального парка, свернул направо, еще раз направо, вновь выехав на 5-ю авеню, и двигался по ней на юг, пока не показалось здание пресвитерианской церкви, возле которого он вновь остановился, нарушив правила, взял из багажника деньги и вошел в храм. Здесь не было ящика для пожертвований, как в соборе Святого Патрика, но Джек разыскал молодого священника, уже запирающего помещение на ночь, и сунул ему в дрожащую от удивления руку несколько пачек десяти— и двадцатидолларовых банкнотов, пробормотав что-то о выигрыше в казино в Атлантик-Сити. Таким образом он избавился уже от 30 тысяч долларов. Но это составляло все равно менее десятой части того, что он привез из Коннектикута, и не успокаивало его совесть. Напротив, он стал еще острее ощущать стыд, деньги в багажнике, казалось, укоряли его, как говорящее сердце невинной жертвы укоряло убийцу в рассказе Эдгара По. В пластиковом мешке оставалось еще 330 тысяч долларов. Для некоторых ньюйоркцев Рождество, похоже, еще только наступало, две с половиной недели спустя. * * * Округ Элко, Невада Позапрошлым летом Доминик жил в мотеле в двадцатом номере. Он хорошо это помнил, потому что эта комната была крайней в «аппендиксе» восточного крыла. Любопытство Эрни Блока взяло верх над его боязнью темноты, и он решил сопровождать Фэй и Доминика в эту комнату, где, как они надеялись, обстановка поможет писателю вспомнить события тех июльских дней. Эрни шел между Фэй и Домиником, которые держали его за руки. Поеживаясь на холодном ночном ветру, Доминик радовался, что догадался прихватить с собой куртку на шерстяной подкладке. Эрни больше досаждала темнота: позабыв о холоде, он думал только о том, как бы не споткнуться, ибо шел с закрытыми глазами. Первой вошла в комнату Фэй и сразу же зажгла свет и задернула шторы. За ней, ведя за руку Эрни, перешагнул порог Доминик. Эрни решился открыть глаза только после того, как Фэй захлопнула дверь. Едва оказавшись в номере, Доминик направился к кровати, на которой лежал после инъекции наркотика. — Покрывало, конечно же, новое, — сказала Фэй. На фотографии был виден край покрывала с цветами. То, что он видел сейчас, было модной, в коричнево-голубую полоску, расцветки, не навевающей никаких воспоминаний. — Кровать та же, что и тогда, и вся обстановка тоже, — добавил Эрни. Мягкая передняя спинка кровати была обшита грубым коричневым сукном, слегка лоснящимся и потертым. На двух тумбочках, облицованных ореховым шпоном, стояли вычурные настольные лампы на черных металлических подставках, с двумя желтыми дымчатыми стеклами по бокам; колпаки у ламп тоже были желтоватого оттенка. В каждом светильнике было по две лампочки — основная, под абажуром, и дополнительная, в подставке, — эта была выполнена в форме пламени свечи и испускала тусклый мерцающий свет, имитирующий настоящее пламя, по-видимому, ради усиления декоративного эффекта. Теперь Доминик вспомнил все до мелочей, и ему казалось, что комната наполняется призраками. — Вспомнили что-нибудь? — спросил Эрни. — Я хотел бы взглянуть на туалетную комнату. Она была маленькой и строго функциональной: с душем, но без ванны, крапчатой плиткой на полу и унитазом с крышкой из темной пластмассы. Но Доминика интересовал умывальник, потому что он был точно таким, каким виделся ему в кошмарном сне. Но когда Доминик заглянул в раковину, то, к своему удивлению, увидел там механическую пробку. Аварийный сток, на случай перелива, тоже был совершенно другой конструкции, с тремя круглыми отверстиями чуть ниже края раковины вместо шести ромбовидных отверстий, которые ему снились. — Та раковина была старой, с резиновой затычкой на шариковой цепочке, прикрепленной к крану холодной воды, — наморщил он лоб. — Мы постоянно обновляем оборудование, — ответил Эрни из дверного прохода. — Раковину мы поменяли около девяти месяцев назад, — сказала Фэй, — тогда же, когда поставили новый стульчак — того же цвета, что и прежний. Доминик был разочарован, потому что не сомневался, что, дотронувшись до умывальника, он вспомнит какие-то подробности тех выпавших из памяти дней. Ведь самое страшное случилось с ним, если судить по его снам, именно на этом самом месте, и вид умывальника мог пробудить дремлющие в подсознании воспоминания. Он положил руки на новый умывальник, но не почувствовал ничего, кроме холода фаянса. — Ну как, вспоминается? — снова спросил Эрни. — Нет, — покачал головой Доминик. — Ровным счетом ничего... Так, смутные предчувствия. Мне кажется, если я поживу в этом номере, я что-нибудь вспомню. Вы не возражаете, если я останусь здесь на ночь? — Никаких проблем, — сразу согласился Эрни. — Комната ваша. — Сдается мне, что сегодняшний кошмар будет страшнее всех предыдущих, — сказал Доминик. * * * Лагуна-Бич, Калифорния Хотя Паркер Фейн и являлся одним из самых почитаемых художников Америки и его полотна покупали все крупные музеи, хотя его работами интересовались сам президент Соединенных Штатов и другие выдающиеся личности, он был не настолько стар и не настолько высокомерен и избалован славой, чтобы отказать себе в удовольствии немного пощекотать нервы, распутывая интригу, затеянную против его друга Доминика Корвейсиса. Чтобы стать известным, художнику необходимы зрелость, чутье, мастерство и глубокое восприятие мира. Но в равной мере ему не обойтись и без детского любопытства, любознательности, наивности и умения радоваться жизни. Паркер обладал этими качествами в полной мере и ценил их значительно выше, чем другие художники, и потому играл свою роль в планах Доминика с воодушевлением подлинного искателя приключений. Ежедневно забирая почту Доминика, Паркер делал вид, что ни сном ни духом не подозревает за собой слежку, а на самом деле все время выискивал в толпе наблюдателей — шпионов, полицейских, кого угодно, кто мог бы этим заниматься, но ни разу не заметил за собой хвоста. И каждый вечер, выходя из дома, чтобы дождаться в условленном месте звонка от Доминика, он долго кружил по городу, отрываясь от предполагаемых преследователей, пока не убеждался, что таковых нет. В субботу вечером, за несколько минут до девяти часов, он, как обычно, запутав следы, подъехал к телефонной будке, о которой заранее условился с Корвейсисом. Проливной дождь, хлеставший по плексигласовым стенкам будки, надежно защищал Паркера от любопытных глаз. |