Онлайн книга «Стальная империя-2»
– По сообщениям источников, – очень тихим голосом произнес сидевший в уголке старичок типично-семитской внешности со знаками различия ветерана ВМС и орденскими планками России и Израиля, – три германских офицера, гулявших несколько дней назад в одном из кабаков Софии, имели на рукаве нашивку Верденского Щита. – Штурмовые группы, – отметил командующий БОР адмирал Эбергард. – Против константинопольских и салоникских греков такие вояки не нужны. Это по наши души. Если это те войска, что брали Верден… Собравшиеся переглянулись. Оборона Боспорского района строилась на совесть, на большую глубину не только в оперативно-тактическом, но и в прямом смысле, в плане зарывания в землю. Однако до французских крепостей с их бетонными потернами, долговременными фортами и подземными узкоколейками ей еще было далеко. А ведь те, кажущиеся неприступными форты были всего за месяц разбиты крупповскими орудиями и взяты германскими штурмовыми отрядами… Тихо звякнул стоявший на столе секретариата телефон, и один из адъютантов взял трубку. – Срочная депеша. Пять крестов, – тихо сказал он. – Прошу прощения, господа, – нахмурился отец Иосиф, – протокол требует от нас прерваться. Фельдъегерь с информацией особой важности. Высокие двери открылись и в зал практически ввалился черный от усталости офицер с шикарными драгунскими усами. – Прапорщик Чепаев с пакетом от начальника разведки БОР к Председателю Государственного Комитета Обороны, – хрипло доложился он. Премьер-министр встал, принял пакет и расписался дважды – на нем и в фельдъегерской книжке. – Отдохните, Василий Иванович, – заботливо предложил фельдъегерю генеральный секретарь ГПУ, – двенадцать часов в воздухе – не шутки… Едва дверные створки отрезали кабинет от мира, премьер вскрыл пакет. Его лицо побледнело. – Начальник разведки БОР сообщает, – медленно произнес он, что германские войска начали выдвижение к линии границы. Одна из групп потеряла ориентировку, зашла на нашу территорию и была частично уничтожена, а частично задержана нашими патрулями. Один из германцев, уроженец Австрии, ефрейтор, сказал, что вчера им был зачитан приказ о том, что освобождение Европы от славянского варварства начнется завтра, двадцать второго июня, в четыре часа утра. Лист бумаги дрожал в руках генерала, сменившего совсем недавно пост командующего Дальневосточным округом на жёсткое кресло председателя кабинета министров. – Четыре часа утра… – слабым голосом произнес он, – двадцать второе июня… Воскресенье… Он… ОН знал… – Кто? – Император. Прямо перед той самой трагедией. Он говорил, что мы заиграемся в политиканство и однажды, двадцать второго… В воскресенье… В четыре утра… Он пытался предупредить нас. А мы… В помещении прекратилось даже щелканье телеграфного аппарата. Собравшиеся смущенно переглядывались, как будто то, уже забытое совещание состоялось буквально вчера, и все они были участниками парада постыдного неверия, погубившего, как всем казалось, последнего монарха империи. – Уважаемое собрание, прошу прощения, – прервал тишину глухой голос с кавказским акцентом, – есть мнение, что требуется прежде всего принять незамедлительные меры по парированию угрозы. Виноватых мы можем поискать позже. – Надо поднять войска по тревоге. Но следует передать, что возможна провокация со стороны кайзера и поддаваться на нее ни в коем случае нельзя! – Вздор, – отрезал генерал Леш. Во-первых, это хуже, чем не передавать никакого сигнала. Командиры и начальники на местах сочтут, что мы сами не знаем, что происходит, и растеряются. Это наложится на бардак, неизбежный при переходе от мирного времени к военному, и германцы возьмут нас тепленькими. – А во-вторых, – заметил тот самый старый еврей, при одном взгляде которого вытягивались во фрунт все офицеры разведки, – озвученные здесь перемещения германских войск и войск их союзников – это немного дороговато для простой провокации. – В соответствии с регламентом, – снова подал голос генеральный секретарь Главного Политического Управления, – предлагаю Комитету издать приказ по Армии и Флоту: подняться по боевой тревоге и быть готовым всеми силами отразить нападение Германского Рейха, которое должно состояться завтра, двадцать второго июня тысяча девятьсот тринадцатого года, в четыре часа утра. Великая страна, оставленная нам в наследство, стоит того, чтобы сделать всё необходимое для её защиты, даже если тревога окажется ложной. Наше дело правое, товарищи. Враг будет разбит. Победа будет за нами. * * * – На аэродром, – сухо бросил водителю генеральный секретарь ГПУ, устраиваясь на кожаном кресле Руссо-балта и не сводя при этом глаз со здания Ставки Верховного главнокомандования. Только когда стены Кремля исчезли за поворотом, он разжал кулак с талисманом – маленьким перламутровым крестиком, врученным императором во время их единственной встречи на награждении героев битвы в Персидском заливе. В тот день последний монарх империи остановился напротив него, только что выписанного из госпиталя, худого и несуразного, в новой, плохо подогнанной форме, сидевшей мешком, скользнул взглядом по искалеченной левой руке и нашивке за ранение, покачал головой, долго пронизывал его своим стальным взором глаза в глаза, а потом вдруг обратился по-грузински: – Как чувствуешь себя, Сосо? – Уже лучше, спасибо, батоно, – автоматически ответил Иосиф, удивленный домашним обращением и не поняв причины такого повышенного внимания к своей персоне. – А мама? – ещё более неожиданно и совсем тихо спросил император, – как себя чувствует мама? Ты давно ее видел?… – С мамой всё в порядке, спасибо, – сконфуженно ответил молодой кавказец, замечая, что на них уже начинают коситься все присутствующие, – она недавно ко мне приезжала, привезла чурчхелу… – Это хорошо, – неожиданно широко улыбнулся император, думая, как показалось Иосифу, о чем-то своем, – это очень хорошо… Он уже сделал шаг в сторону, а потом неожиданно развернулся и уже по-русски произнес нормальным громким голосом: – Чем собираешься заниматься дальше, герой? – Морской артиллерией, – заученно выпалил Иосиф, сотни раз думавший о дальнейшем образовании, и опять был сбит с толку неожиданным вопросом: – А что по этому поводу говорит мама? – Мама? – вздёрнул брови Сосо, – мама говорит “Лучше бы ты стал священником!” Император вернулся обратно, еще раз пронзил собеседника своим металлическим взглядом и также тихо, как в начале разговора, но отчётливо произнес: – Надо слушать маму, бичо! – Я подумаю, – упрямо наклонив голову, пробормотал молодой кавказец, хотя в глубине души понял, что его судьба только что сделала уверенный поворот. – Подумай, – согласился император и вложил в ладонь этот перламутровый крестик, – это вам с мамой… лично от меня… |