Книга Подозреваемый, страница 6 – Дин Кунц

– Почему?

– Наверное, решил, что меня уже не застрелят, если не застрелили сразу.

– То есть вы по-прежнему не чувствовали себя в опасности.

– Нет.

Пролистав маленький блокнотик, странички которого держались на спирали, Таггарт вновь вскинул глаза на Митча.

– Вы сказали оператору линии «911», что мертвы.

В удивлении Митч снова встретился взглядом с детективом.

– Что я мертв?

Таггарт процитировал запись в блокноте: «Застрелили мужчину. Я мертв. То есть он мертв. Его застрелили, и он мертв».

– Я такое сказал?

– Я слышал запись. У вас срывался голос. Чувствовалось, что вы в ужасе.

Митч забыл, что все разговоры по линии «911» записываются на магнитную пленку.

– Наверное, испугался сильнее, чем помню.

– Не вызывает сомнений, что вы осознавали грозящую вам опасность, но тем не менее не попытались где-то укрыться.

Мог читать Таггарт мысли Митча или нет, страницы его разума оставались закрытыми, а выражение глаз – загадочным.

– «Я мертв», – второй раз процитировал детектив.

– Оговорка. Замешательство, паника.

Таггарт еще раз посмотрел на собаку и опять улыбнулся. Голос стал еще мягче:

– О чем еще мне следует вас спросить? Что еще вы хотели бы сказать?

В голове Митча стоял крик боли Холли.

Похитители всегда угрожают убить похищенного, если к поискам подключится полиция. И, чтобы победить, нет необходимости играть по их правилам.

Полиция поставила бы в известность Федеральное бюро расследований. У ФБР огромный опыт борьбы с похитителями людей.

Поскольку у Митча не было никакой возможности добыть два миллиона, полиция поначалу засомневалась бы в его истории. Их мог убедить только следующий звонок похитителей.

А если второго звонка не будет? Если, узнав, что Митч обратился в полицию, похитители выполнят свою угрозу, изувечат Холли, убьют и больше не позвонят?

Тогда копы могут подумать, что Митч имитировал похищение, чтобы скрыть убийство Холли. Имитировал потому, что сам ее и убил. Муж всегда становится главным подозреваемым.

Если бы он ее потерял, жизнь стала бы бесцельной. Никто и ничто не смогло бы залечить рану, оставленную в его душе и сердце ее смертью.

Но если к этому прибавятся подозрения, что убил ее он, тогда боль от раны станет невыносимой.

Таггарт закрыл блокнот, убрал в задний карман, перевел взгляд с собаки на Митча:

– Так вы хотите что-нибудь сказать, мистер Рафферти?

В какой-то момент шмель улетел. Но только теперь Митч заметил, что жужжание прекратилось.

Если он сохранит похищение Холли в секрете, ему придется схлестнуться с похитителями в одиночку.

А один он мало что мог. Воспитывался с тремя сестрами и братом, разница в возрасте между самым старшим и самым младшим составляла семь лет. Они всегда советовались друг с другом, защищали друг друга.

Через год после окончания средней школы Митч уехал из родительского дома, снял квартиру на двоих с одним своим приятелем. Потом поселился отдельно, мучаясь одиночеством. Работал по шестьдесят часов в неделю, лишь бы не оставаться наедине с четырьмя стенами.

И вновь ощутил радость жизни, лишь когда в его мир вошла Холли. «Я» сменилось «мы», «мое» – «нашим». Митч стал половиной целого и был на седьмом небе от счастья.

В глазах лейтенанта Таггарта вроде бы прибавилось дружелюбия.

– Ну… – начал Митч.

Детектив облизал губы.

Воздух теплый, влажность минимальная. Митч чувствовал, что у него тоже пересохли губы.

Тем не менее мгновенное появление, а потом столь же быстрое исчезновение розового языка Таггарта придало тому сходство с рептилией, показало, что мысленно он уже наслаждается вкусом добычи, которая вот-вот попадет ему в когти.

Только паранойя могла объяснить мелькнувшую у Митча мысль, что детектив отдела расследования убийств как-то связан с похитителя Холли. Но именно она мелькнула в голове Митча и убедила его следовать инструкции похитителей.

Волна страха, рационального и иррационального, захлестнула разум, не позволяла ясно мыслить.

Он уже практически не сомневался: услышав правду, детектив скорчит гримасу и ответит: «Теперь нам придется ее убить, мистер Рафферти. Больше мы не можем доверять вам. Но мы позволим вам сделать выбор. Определите, что мы отрежем сначала: уши или пальцы».

Как и раньше, в тот момент, когда он стоял над покойником, Митч почувствовал, что за ним наблюдают, не только Таггарт и пьющие чай соседи, но и какой-то незнакомец. Не просто наблюдает, анализирует его поведение.

– Нет, лейтенант, – ответил Митч. – Больше мне сказать нечего.

Детектив достал солнцезащитные очки из кармана рубашки, надел их.

В двойном отражении Митч себя не признал. Изогнутое стекло искажало пропорции.

– Я дал вам мою визитку, – напомнил ему Таггарт.

– Да, сэр. Она у меня.

– Позвоните мне, если вспомните что-то важное.

Солнцезащитные очки напоминали глаза насекомого: бесстрастные, алчущие, ненасытные.

– Вы, похоже, нервничаете, мистер Рафферти, – заметил Таггарт.

Митч поднял трясущиеся руки.

– Не нервничаю, лейтенант. Потрясен. До глубины души.

Таггарт вновь облизал губы.

– Никогда раньше не видел, как убивают человека, – добавил Митч.

– Вам к этому не привыкнуть, – ответил детектив.

Митч опустил руки.

– Надеюсь на это.

– Убитая женщина – еще хуже.

Митч не знал, как истолковать эту фразу. То ли как житейскую правду, о которой позволял судить опыт, накопленный в отделе расследования убийств, то ли как угрозу.

– Женщина или ребенок, – уточнил Таггарт.

– Я не хотел бы заниматься вашей работой.

– Нет, вы бы не хотели. – Отворачиваясь, детектив добавил: – Мы еще увидимся, мистер Рафферти.

– Мы?

Таггарт обернулся.

– Конечно: нам придется быть свидетелями на суде.

– Похоже, раскрыть это преступление будет сложно.

– «Кровь вопиет ко мне от земли», мистер Рафферти. – Детектив явно кого-то цитировал [3] . – «Кровь вопиет ко мне от земли».