Книга Предсказание, страница 65 – Дин Кунц

Я обожаю Рождество, и каждый год на этот праздник как могу украшаю дом.

На следующий день после Дня благодарения на крыше нашего дома появляется Санта-Клаус в человеческий рост. Стоит, подсвеченный вечером и ночью, у печной трубы с мешком подарков и машет свободной рукой прохожим.

На трубу, окна, карнизы и стойки крыльца я навешиваю столько многоцветных электрических гирлянд, что наш дом, несомненно, виден астронавтам с околоземной орбиты.

На лужайке, с одной стороны ведущей к крыльцу дорожки, воспроизвожу сцену рождения Иисуса, со всем святым семейством, волхвами, ангелами, верблюдами. Плюс один вол, один осел, две коровы. А также одна собака, пять голубей, девять мышей.

На другой стороне дорожки ставлю эльфов, оленя, снеговиков, мальчиков и девочек. Все это механические игрушки, они не только двигаются, но и поют.

На нашей парадной двери висит венок, который, возможно, тяжелее самой двери. Еловые ветви переплетены с ветвями остролиста, украшены сосновыми шишками, грецкими орехами, серебряными колокольчиками, золотыми бусинами, шарами, кольцами, блестками.

В доме в эти шесть недель не найти лишенных украшений стены или угла. И над каждой дверью веточка омелы. Так же, как и на всех люстрах.

И хотя в ужасные дни дедушка Джозеф включил день накануне Рождества, 23 декабря, все рождественские украшения в положенное время достали из коробок, почистили, развесили и включили.

Жизнь слишком коротка, а Рождество бывает только раз в году. Мы не собирались позволить таким, как Конрад Бизо, отнять у нас праздник.

Вечером 22 декабря, в девять часов, мы предполагали сесть за стол с моими мамой, папой и бабушкой. Потом они остались бы у нас, чтобы вместе с нами начать третий день из списка дедушки Джозефа.

К семи часам мы уже накрыли стол: фарфоровые тарелки, хрустальные бокалы и фужеры, сверкающие столовые приборы, свечи в снеговиках-подсвечниках, ваза с белыми хризантемами.

В 7:20 зазвонил телефон. Я взял трубку на кухне, где мы с Лорри готовили обед.

— Джимми, — раздался голос Хью Фостера, — я только что получил хорошие новости о Конраде Бизо. Думаю, ты захочешь их услышать.

— Негоже так говорить накануне Рождества, — ответил я, — но, надеюсь, этого клоуна нашли где-нибудь мертвым.

— Новости не столь радостные, но почти. У меня в кабинете сидит агент ФБР Портер Карсон, из их Денверского отделения. Ему нужно как можно быстрее поговорить с тобой и Лорри, и я знаю, ты захочешь услышать его рассказ.

— Так приводи его немедленно.

— Привести не смогу, но направлю к вам. В участке рождественская вечеринка. Яичный коктейль у нас по инструкции безалкогольный, но у меня есть право добавить в него чего-нибудь крепкого, а потом я буду вручать премии. Я расскажу Портеру, как добраться до вас, хотя мог бы без этого обойтись. Всего-то делов, ехать на свет вашей иллюминации.

Когда я повесил трубку, Лорри хмуро смотрела на меня.

— Бизо?

Я передал ей слова Хью.

— Лучше отправим детей подальше, — предложила она. — Чтобы они нас не подслушали. Им это ни к чему.

Наши три эльфа расположились на полу в гостиной, с коробками цветных карандашей и шестифутовым рождественским транспарантом с красочной надписью: «МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, САНТА-КЛАУС», еще одним компьютерным творением Лорри. Дети получили задание с любовью раскрасить транспарант к Рождеству, чтобы добрый Санта-Клаус оставил им больше подарков.

Мы умели находить занятия для этой суперактивной троицы.

Энни в это Рождество оставалось совсем немного до пятилетия, Люси через три месяца исполнялось четыре года, Энди было два с половиной. И очень часто, я этим гордился, они могли играть втроем настолько мирно, что стрелка хаосметра, со шкалой от ноля до десяти, не заходила за четверку.

В тот вечер они вели себя особенно тихо. Энни и Люси с головой ушли в раскрашивание, работали сосредоточенно, высунув кончики язычков. Энди, потеряв интерес к транспаранту, раскрашивал ногти на ногах.

— Давайте-ка переберемся в вашу комнату, девочки, — я принялся помогать им собирать с пола карандаши. — Мне нужно прибраться в гостиной. Бабушка, дедушка и прабабушка скоро придут и посидят здесь. А кроме того, вам нужно переодеться, чтобы встретить их уже красивыми.

— Мальчики не бывают красивыми, — просветила меня Энни. — Мальчики бывают симпатичными.

— Я красивый, — запротестовал Энди, подняв одну ногу и демонстрируя выкрашенные в разные цвета ногти.

— Папа тоже красивый, — поддержала брата Люси.

— Спасибо тебе, Люси Джин. Твое мнение о красоте очень много для меня значит, поскольку со временем ты наверняка станешь «Мисс Колорадо».

— Я стану кое-кем получше, — объявила Энни, когда мы шли к лестнице. — Когда я вырасту, я собираюсь стать дерьмовой артисткой [57] .

Дети удивляют меня. Постоянно. Я даже остановился.

— Энни, где ты это услышала?

— Вчера, когда молочник сказал прабабушке, что она выглядит лисичкой [58] , та ответила: «Ты у нас действительно дерьмовый артист, Джордж». Потом он рассмеялся, а она ущипнула его за щеку.

Мы не хотим говорить им, что некоторые слова произносить нельзя. Если бы я допустил такую ошибку, они бы вставляли «дерьмовый артист» в каждое третье предложение, чем и запомнилось бы нам это Рождество.

Не став заострять внимание на «дерьме», в надежде, что и дети про него забудут, я оставил их в комнате девочек, вместе с транспарантом и цветными карандашами.

Тот факт, что они наверху, а мы с Люси — внизу, нас не тревожил. Во-первых, все двери были заперты, во-вторых, работала система охранной сигнализации. Если бы кто-то попытался открыть дверь или окно, не только зазвучал бы сигнал тревоги, но и механический голос, через динамики, развешанные по всему дому, сообщил бы нам, в каком именно месте ломают окно или дверь.

Спустившись вниз, я прошел в холл и наблюдал за улицей через одно из высоких узких окон, которые обрамляли входную дверь с обеих сторон.

Полицейский участок находился в десяти минутах езды от нашего дома. Я хотел открыть дверь до того, как Портер Карсон позвонит и тем самым дает знать детям, что у нас гость.

Через две минуты «Меркюри Маунтейнер» остановился у тротуара напротив дорожки, которая вела к крыльцу.

Из машины вышел мужчина в темном костюме, белой рубашке, темном галстуке, расстегнутом пальто. Высокий и стройный, расправив плечи, твердым шагом направился к крыльцу.

Когда он поднимался по ступенькам, я увидел, что лет ему под пятьдесят, лицо симпатичное, а черные волосы зачесаны назад.