Онлайн книга «Овсянка, мэм!»
|
– Позвольте вас пригласить, мисс Карпентер, – чинно произнес младший Хьюз, слегка поклонившись и протягивая руку. – О… – Роуз растерянно оглянулась на меня. – Но тетя Мэри… Очевидно было, что ей смертельно хочется танцевать. И, увы, танцевать с этим молодым нахалом. Даже если я на всю ночь прикую Роуз к своей юбке, ничего хорошего из этого не выйдет. – Дорогая, я без тебя не пропаду, – заверила я, слегка подтолкнув ее в спину. – Повеселись хорошенько. – Спасибо, тетя! – просияла Роуз и убежала. Я проводила парочку хмурым взглядом. Не лучший выбор для Роуз, хотя вряд ли она меня послушает. И вдруг заметила Чарльза Гилмора, который направлялся ко мне с таким видом, будто вознамерился пригласить на танец. Только этого не хватало! Ускользнула я легко. Несколько шагов в сторону, и я скрылась за палаткой с импровизированным буфетом. И невольно подслушала разговор. – Родерик глаз с нее не сводит, – жаловалась леди ХХХ. – Посмотри, как бесстыдно она к нему льнет. – Ты сама виновата. – Этот воркующий голос нельзя было не узнать. – Зачем ты ее пригласила? – Тетя Присцилла настояла! – прошипела леди ХХХ. – Странно, не находишь? Ладно компаньонка, но медсестра… Дорогая, тебе не следовало идти на поводу у тети. – Не могла же я усадить за стол тринадцать человек! Не говоря уж о том, что леди и джентльменов должно быть поровну. – Хелен, дорогая, – мелодично рассмеялась леди Бредфорд. – Не думала, что ты придерживаешься этих нелепых устаревших правил. – Сибил, дорогая, – в тон ей ответила леди ХХХ, – не всем ведь наплевать на правила, как тебе. Леди Бредфорд промолчала. Так-так. Кажется, тут кроется какая-то тайна. Хотя что мне до нее? – Я постараюсь отвлечь эту мисс Карпентер, – пообещала леди Бредфорд наконец. – А я тем временем поговорю с моим мальчиком, – решительно заключила леди ХХХ. И они разошлись в разные стороны… Мой наблюдательный пункт оказался выше всяких похвал. Именно сюда леди ХХХ притащила отпрыска для вразумления. Или он сам решил промочить пересохшее горло? Хотя вряд ли. Молодой Хьюз шел с таким видом, будто делал матери величайшее одолжение, а она ему мягко выговаривала: – Скажи, дорогой мой, о чем ты думал, когда порекомендовал эту… эту особу тете Присцилле? – Мама, ну перестань! – отвечал он утомленно. – Мисс Карпентер опытная и компетентная медсестра. – Только-только окончившая курсы? – возразила она язвительно. – Я навела о ней справки. Медсестра она без году неделя, ее даже сестрой Карпентер никто не называет! Дорогой, перестань морочить мне голову. Ты пригласил ее сюда, чтобы удобнее было крутить романы? – Мама, что за выражения! – Просто признай это. – Ну хорошо. Эта девушка в моем вкусе, и у нас роман. Довольна? И будь добра, не порти нам вечер! Он вырвался и ушел, а леди ХХХ еще долго, хмурясь, смотрела ему вслед… Я привыкла рано вставать, так что проснулась в половине десятого. А легла ведь на рассвете! Повертелась с боку на бок, но больше не задремала. Пришлось вставать. Спать хотелось неимоверно. Я умылась холодной водой – не очень-то мне это помогло – и посмотрела в зеркало на свое помятое лицо. А ведь еще десять лет назад я могла не смыкать глаз ночь напролет и при этом чувствовать себя свеженькой как огурчик! Старею… Эта мысль моего настроения не улучшила, так что к завтраку («С десяти до двенадцати, мои дорогие!» – как вчера сообщила леди ХХХ) я спустилась безо всякого аппетита. В столовой, к моей тайной досаде, обнаружились и другие ранние пташки. – Доброе утро, леди… Хэлкетт-Хьюз. Чуть не сболтнула «ХХХ». Это все недосып! Манерно оттопырив мизинчик, она держала в руке крошечную чашку. Несмотря на ранний час, одета и причесана леди ХХХ была очень тщательно. – Доброе, милочка, – кисло ответила она и отвернулась, возвращаясь к прерванной беседе с профессором Фаулером, на внешности которого бессонная ночь никак не сказалась. – Доброе утро. – Профессор кивнул мне и принялся мягким баритоном рассказывать очередную байку. Увы, я была не в том состоянии, чтобы оценить его тонкий юмор. Хотелось лечь и закрыть глаза. Быть может, кофе поправит дело?.. Опустошив вторую чашку, я проснулась достаточно, чтобы захотеть есть. К этому моменту профессор уже ушел, но народу в столовой прибавилось. Подтянулись викарий Миллер с сестрой и, к моему удивлению, леди Сибил. Никогда бы не подумала, что она ранняя пташка! Поздоровавшись со всеми, я подошла к буфету, уставленному блюдами под серебряными крышками. Гости должны были сами себя обслуживать. Леди ХХХ как раз вознамерилась перейти от пищи умственной – то есть познавательного разговора с профессором – к пище телесной и щедрой рукой накладывала всем овсянку на воде. Кашу можно было сдобрить на свой вкус сливками, маслом, вареньем, медом или ягодами. Я попятилась, чтобы не попасть под раздачу, но карающая рука хозяйки дома меня настигла. – Возьмите, милочка, – снизошла ко мне леди ХХХ, буквально впихивая мне тарелку. – Спасибо, я лучше возьму яичницу с беконом. Леди ХХХ отступать не привыкла. – Ерунда! По утрам нет ничего лучше овсянки. Она зарядит вас бодростью на целый день. По мне, так скорее агрессией. Спорить, впрочем, я не стала. Отошла в сторонку и спряталась за большой пальмой в кадке. Леди ХХХ на этом не остановилась и одарила мерзкой кашей всех собравшихся. Повезло профессору, что успел сбежать! Викарий с постным видом перекрестил тарелки и завел молитву. «Благослови, Господи, пищу сию…» И далее в этом роде. Все покорно внимали. Леди ХХХ и сестра викария прикрыли глаза и шевелили губами, беззвучно повторяя слова. Я отвернулась. Терпеть не могу показную набожность! Даже приправленная молитвой, овсянка вкуснее не стала. Поковырявшись в ней для вида, я бродила по столовой с тарелкой в руке – как благоразумные леди весь вечер цедят один-единственный бокал шампанского. На мое счастье, в комнату заглянул лакей. – Простите, миледи, требуется ваше присутствие. – Ну, что еще? – раздраженно спросила леди ХХХ и принужденно улыбнулась гостям. – Прошу прощения… Она поставила свою тарелку на столик и вышла. Я же поймала за руку лакея и всучила ему свою овсянку, вполголоса потребовав: – Унесите это! – Да, мисс. Лакей задрал нос и, держа тарелку на вытянутой руке, словно ночной горшок, отбыл. |