Книга Трактир Пьяное сердце, страница 48 – Анна Соломахина

— Побудешь эту ночь снова с Ирой? — проникновенно начал он.

Я вздрогнула. Опять он куда-то собрался идти, а мне не говорит?

— Знаешь, если ты действительно считаешь, что у нас есть будущее, учти: я не люблю играть вслепую, — старалась говорить максимально серьёзно.

Было трудно, что уж там. Его близость опьяняла, хотелось прижаться к груди, ощутить его губы на своих, но надо сосредоточиться и расставить все точки над ё.

— Я люблю тебя, — обезоружил он меня какими-то тремя словами.

Чёрт, мозги, вернитесь! Ау! Кровь, хватит течь, как бешенная! Сердце, остановись!

Ой, нет, полностью останавливаться не надо, просто стучи потише.

Вот и как тут устроить ему разборки, когда он…

Стоп, он любит меня? Когда успел?

— Когда успел? — озвучила я последнюю мысль.

— Сам не понял. — Пожал он плечами. — Вообще никогда не думал, что смогу. Не понимал смысла этого слова, зато сейчас…

Он наклонился. Целовать не стал, просто укутал меня в свои объятья так, что я почувствовала: вот оно то место, где я буду в безопасности. Где я никогда не замёрзну ни телом, ни душой, где меня… действительно любят.

А я?

— Знаешь, ты мне очень нравишься, — начала я осторожно. — Меня тянет к тебе так, как не тянуло ни к одному мужчине. Стоит тебе прикоснуться, и мозги улетают, а ведь я хотела серьёзно поговорить. О твоих отлучках, о ваших с Зикой тайнах, а ты…

Закончить не смогла, потому что странно упрекать мужчину, что он тебе в любви признался, а не рассказал, куда опять собрался. Неужели снова к Гварету?

— Я пока не смогу ответить на все твои вопросы, потому что сам многого пока не знаю. — Он прижался губами к моей макушке, выдохнул, отчего по коже пошли мурашки. Тепло. Снова его потрясающее тепло. — В Армарию поставили партию Лонганны по подозрительно низкой цене. Мы не знали, что на Нулоне её выращивают в теплицах. Фрукт редкий, не на слуху, а здесь климат гораздо теплее, чем у нас. Мы даже подумать не могли, что в этом плане может быть обман. Хотя… нет, слов лжи не было на этот счёт. Нам просто сказали, что его много и его хотят продавать. Драх, не подкопаешься!

— Именно поэтому ты так обеспокоен его составом, — я поняла, наконец, его интерес. — Думаешь, с его помощью вас хотят отравить? Всех армарийцев?

— Не всех, конечно, но многих. — Он снова вздохнул. — Мы нашли ещё одну записку у Порута. Под тумбочкой. В ней имеется адрес, который мы хотим сегодня проверить.

— С Зикой?

— С ней и с волком. И с Торквелом.

— Надо же, целая банда, — усмехнулась, у самой же сжалось сердце.

Хотела правду? Получила. И как теперь с ней заснуть?

— Да какая банда, так, горстка безумцев. — Он сжал меня так, что ещё чуть-чуть и затрещат кости. — Но я обезопасил вас — купил защитный амулет.

Он наконец-то ослабил хватку, полез в карман, чтобы извлечь из него небольшой кристалл. Какого он цвета — в потёмках не понятно.

— Вот, держи его при себе. Это не самый сильный артефакт, но вполне может помочь. Часть пиратов останутся в трактире, тоже для защиты.

Чувство благодарности и особой нежности затопило меня. И когда он успел всё провернуть?

— Если вдруг мы к утру не вернёмся, ни в какую ратушу не ходи, ясно? — Ортос требовательно смотрел мне в глаза, отчего стало жутковато.

Не от взгляда, от перспектив.

— А как же Жадор? — я не пыталась возражать, просто решила уточнить.

— Нет его. — Он не отвёл взгляд, но смягчил его.

Провёл руками по плечам, явно желая успокоить.

— То есть, как нет? — Успокоишься тут, ага.

— Так. Он смог преодолеть клятву, рассказал о том, кто заказал вас, и умер. Возможно, не хватило концентрации твоей слюны.

С ума сойти!

— Так сказал бы, я бы ещё дала, этого добра у меня в избытке! — вскрикнула я. — Сейчас от возмущения тебя забрызгаю.

— Забрызгивай, я не против. — Этот невероятный мужчина снова обнял меня. — Кстати, после того, как Зигвальд консуммировал брак с Алёной, некоторая антимагичность передалась и ему, — последнее он проговорил негромко, словно самому себе.

Но я-то услышала. Хмм…

— Ортос… — кашлянула. — Ты, конечно тот ещё засранец, но я, кажется тоже тебя… Давай переспим, а?

— Что? — возмущённо рыкнул он.

А ещё так сжал, что теперь кости точно хрустнули.

Тут же ослабил хватку, виновато огладил плечи.

— Да в… жопу эту свадьбу, я не собираюсь париться из-за отсутствия штампа в паспорте! — Или как у них это здесь отмечается. — Можно же и так потом жить. Жить, понимаешь? А не лить слёзы на твоей могиле!

Кажется, его пробрало.

— Это не просто штамп, как у вас, я знаю, о чём ты говоришь. Это благословение Бога! Без него ты будешь считаться в Армарии падшей женщиной.

— А ты не возвращайся туда, — радикализм — наше всё. — Останься здесь! Расширимся, выучим Тиньяту на ветеринара, Ирка откроет салон красоты с торца здания. Нового.

Ортос завис. То ли сдерживался, чтобы не зашибить меня, то ли обдумывал моё предложение. Кто ж его знает? Взгляд был направлен куда-то в сторону, сам он замер, но меня держал крепко. Не выберешься.

— Времени совсем мало, — проронил он.

— Дурное дело — не хитрое, — хихикнула я. — Давай, варвар, ты мне живым нужен. Надолго. Я, похоже, тоже в тебя влюбилась по самые уши.

Кажется, это стало последней каплей.

Он сорвался, словно с него сняли поводок, который до этого заставлял держать себя в руках. Поднял меня так стремительно, я только ахнуть успела. Голова закружилась, я даже не успела отметить, когда он опустил меня на кровать. А когда наши губы соприкоснулись, всё потеряло значение.

Мир словно подёрнулся пеленой, а то и вовсе стёрся.

Остались только я и он.

Плоть к плоти, кровь к крови, душа к душе!

Одежда словно испарилась, а его кожа… она источала жар, словно хорошо прогретая печка. Никогда бы не подумала, что это так невыносимо — чувствовать его ласку. Невыносимо прекрасно!

Невыносимо ужасно понимать, что он опять будет собой рисковать.

Нет, я зацелую его везде! Пусть мои прикосновения, пот, слюна, всё, что только может, будет на нём. На каждом участке его кожи.

Чтобы никакая магия его не взяла.

Он остановился в самый неподходящий момент.

— Я не переступлю последнюю черту, — прохрипел он, стиснув зубы.

Всё его тело было напряжено до предела: мышцы бугрились, вены обвивали их, словно путы, взгляд пылал.