Книга Мой Пилигрим, страница 85 – Ксения Татьмянина

— Не спрашивай, Тио. Ты знаешь, что я и Аурум не будем против.

— Зайди со мной в палату, а? Я познакомлю вас.

— Не стоит. Она больна и ослаблена, предстать перед незнакомцем в таком состоянии — пожалей девушку.

— Ты прав. Зайди хотя бы в больницу, не жди на улице. Я тебя не с Мари, так с Олли познакомлю.

Грим чуть улыбнулся. А я, вырвавшись вперед на шаг, подпрыгнула на месте, не стесняясь того, что веду себя как ребенок. А плевать!

— Да, да и да! Я хочу всему миру заявить, что ты у меня есть и что мы вместе! Глупо?

— Нет, Тио. Но ты пытаешься втянуть меня в мир быстрее, чем тот готов стерпеться со мной. И не ко времени.

— А когда, если не сейчас…

И не договорила «завтра может не наступить», которое само собой проскочило в мыслях. Ну уж нет, я не позволю сомнению бросить тень на мою уверенность в будущем! Сказала другое:

— И как мир может тебя не принять, когда ты оставил себе имя Пилигрим? Да он распахнется перед тобой!

Я вспомнила четыре строчки из песни Колдуньи, которые прочла на первой же странице рукописи и запомнила:

Дальше сочинила сама и сходу. А наградой мне стала клыкастая улыбка Грима. Какое счастье было видеть, что сейчас он, как и я, не замутнен тяжелыми ожиданиями. Он смотрел на меня так, как будто в мире не существовало страшных проклятий прошлого, угроз настоящего и незримости будущего. Да! Он тоже ничего не боялся! И тоже был уверен, что завтра со злом будет покончено!

— Я — Грим не потому, что Колдунья звала Пилигримом. Это мое настоящее имя, данное матерью. Даже младенцем, с первого дня я был непригляден, поэтому она назвала меня Гри-Им. На языке ее страны Гри значит — «облик зверя», а Им — «светлый дух».

— Дракон с золотым сердцем. А я и не сомневалась…

— Загадка, не дающая покоя. Почему ты так меня назвала в нашу встречу на кладбище?

— Да я еще на проезде так тебя обозвала, только не вслух, а мысленно. Не знаю. Увидела. Хочешь сказать, это весточки Прекрасной Судьбы, что освободила тебя от первого хозяина? Если что, то я и не она.

— Да, Тио. Я знаю. Я думал об этом, и те слова — это мои подсказки на пути к настоящему счастью и свободе, чтобы я не прошел слепо мимо. Есть сказка о хлебных крошках и самоцветах, сначала герой сбился с пути, потому что хлеб склевали птицы…

— Знаю такую. О, а еще я знаю сказку о Ваятеле, создавшем скульптуру Девы Цветов. Он так влюбился и так хотел оживить, что Всевышний вдохнул в нее аниму — душу получеловека, полубогини. Скажи ведь, почти как про нас с тобой!

Грим ничего не ответил. Но от него так веяло теплом, что я и без слов прочувствовала переполненность счастьем. Да я Грима, как он ветер, тоже пойму немым. Только он — мыслью ловит, а я — чувством.

От нас не шарахались. Я уже на улице заметила, что вот точь-в-точь, как вчерашнюю нашу прогулку по улицам без магического щита, люди крюк не делают. Демонстративно не сторонятся. И в больнице, с ее коридорами и невозможностью обойти за пять метров, никто к стене не жался.

А Гриму было неуютно. Он шел, опустив голову, так, чтобы темные волосы полузакрывали лицо. Только все равно — у поста ему пришлось подойти близко и пришлось голову поднять.

— Олли, я к Мари! И знакомься, это Грим.

Медсестра остолбенела с приоткрытым ртом, а потом поднесла к нему руку, чтобы закрыть. Ее что-то прям поразило! Да ладно! Ну, не в ужасе же она, чтобы онеметь и так пялиться на Грима!

— Олли…

Та развернулась и быстро побежала по коридору. Грим издал странный скрипучий звук и посмотрел на тех, кто был не в палате:

— Заведи меня к Мари, Тио. Я лучше подожду внутри, но буду стоять спиной и у двери. Если напугаю, то одного, а не весь этаж.

— Что-то здесь не то… Ладно.

Я нагло зашла за стойку, открыла журнал и посмотрела — в какую палату поселили девчонку. Мари лежала не одна, но соседки внутри пока не было. Я сперва постучала, потом заглянула — мало ли там процедура или Мари полуголая, и только потом позволила Гриму зайти за мной.

Удобно вышло — шкаф прямо у двери. Не надо нарочно искать убежище или тыкаться носом в слепой угол.

— Привет, героиня.

— Тио!

— Да ты прям на глазах хорошеешь. Голос звенит, глаза блестят. Я принесла тебе альбом и привет из «Шкур»

Наврала, — выглядела Мари хуже, чем в прошлый раз. Отеки еще не спали полностью, синяки разлились во весь цвет, кожа явно желтая. Не человек, а восковая кукла в простынях.

— Я на работу утром забегала, отпуск взяла. Так что смогу навещать тебя почаще.

— Спасибо. Тио, я сама не открою… поставь на тумбочку, чтобы видно было. Там разворот есть с закладкой. Наша с папой любимая карточка.

Я выполнила просьбу. Альбом не хотел стоять, так что пришлось подпереть его свернутым полотенцем и сделать впереди упор из стакана с водой.

— Пусть так, я вижу… а кто с тобой?

Я обернулась — широкоплечий Грим выглядывал рукавом пальто из-за края шкафа.

— Мой друг. Он тебя смущать не хочет.

— А я думала, наоборот. На меня смотреть страшно, да?

И улыбнулась. Надо же, не переживает, а юморит. Улыбка вышла болезненная, слабая, но явно ироничная. Молодец, девчонка! Она тоже не будет воспринимать свои шрамы как минус, а будет гордиться и считать красивыми. Боевые отметины! И впрямь — сестра.

— Нет, Мари, на тебя смотреть больно, а не страшно. Я не хотел мешать.

Он сделал шаг в комнату, показался, но не приблизился.

— Черный… ты демон возмездия!

Мари разволновалась, даже попыталась приподняться на кровати, и я поторопилась ее успокоить. Ну, какого ляда…

— Не-не-не, тише. Грим обычный человек и очень хороший.

— Было очень больно, и плохо. Но я видела и запомнила — это же ты меня на руках держал? Ты — черный ветер.

Грим молчал. Мари, как счастливый ребенок, увидавший волшебника, заулыбалась шире, не смотря на боль и снова треснувшие до крови губы.

— Спасибо.

— А почему демон возмездия?