Книга Аллигат. Исход, страница 5 – Жанна Штиль

Ольга вдыхала их свежий аромат с нотками горечи, любуясь крупными, белоснежными соцветиями сферической формы. Удивлялась, почему мужчина выбрал не традиционные розы? И ведь не прогадал.

Она перезвонила ему, поблагодарила за участие и внимание и на этом их общение закончилось. Больше он не звонил.

Перейдя на амбулаторное лечение, Ольге предстояло выпасть из жизни фабрики не менее чем на десять дней.

Она сидела на диване в своей однокомнатной квартире и задумчивым взглядом осматривала маленькую комнату. После VIP-палаты с огромным окном, высокими потолками и приятными глазу стенами цвета слоновой кости, низкий потолок хрущёвки давил, заставляя невольно втягивать голову в плечи. Стены узкого пространства хотелось раздвинуть.

Всё здесь было, как и десять лет назад. Первые четыре года они прожили в квартире с Сашкой. После свадьбы вселились сюда с готовым недорогим ремонтом. До сих пор обои не выцвели, а мебель эконом-класса, купленная на подаренные родственниками деньги, смотрелась как новая. Занимавший одну стену книжный шкаф с редкими изданиями был единственной старой вещью, оставшейся в память об отце. После его смерти Светлана привезла шкаф Ольге вместе с книгами, освобождая родительскую квартиру, как она сказала, от хлама.

Мама разогревала на кухне что-то вкусное, принесённое с собой, а больная мечтала о горячей ванне с плотным облаком стойкой пены, насыщенной ярким ароматом весенних цветов.

Вошла мать с подносом, на котором теснились тарелка с румяными блинчиками с творогом, розетка с клубничным вареньем, курабье и стакан тёплого молока.

— Давай-ка, дочка, поешь. Совсем отощала за эти дни, — всмотрелась она в её осунувшееся лицо, опуская глаза на её руки, перебиравшие упаковки с медикаментами.

— А ты? — отодвинула Ольга на край журнального столика ноутбук и отставила спрей для горла и микстуру от кашля.

— Я дома поела, — села мама рядом, укладывая на колени сложенный плед.

Ольга отметила, как за последнее время она постарела и выглядела изнурённой. Любимое трикотажное платье обвисло на похудевшей фигуре. Правда, лёгкая бледность лица женщину не портила. Густые, красиво уложенные короткие волосы держали форму, глаза и брови подведены серым карандашом, на губах неяркая помада.

Пока дочь ела, мама смотрела на неё и изредка коротко вздыхала. Неторопливо разглаживала бахрому пледа.

Когда Ольга поставила пустой стакан из-под молока на стол, спросила:

— Устала?

— Немного, — кивнула больная, кашлянув. — Бронхитом некстати заболела.

— Хорошо, что кашель запустить не успела, — засуетилась мать, собирая тарелки.

— Оставь, я сама уберу. Посиди со мной, — удержала её за руку Ольга.

Женщина откинулась на спинку дивана:

— О поиске работы серьёзно говорила или так, к слову пришлось?

— Серьёзно, — ответила она.

— Что ваш директор? — глянула мама на хрустальную вазу с хризантемами, привезёнными из больницы. — За эти дни ничего нового слышно не было? Ты никому не звонила, не узнавала?

Как только на карточку поступили отпускные, Ольга звонила Кате, но ничего интересного не узнала. О том, что находится в больнице, говорить не стала. Рассказывать о случившемся, параллельно выслушивая удивлённые и сочувственные охи и ахи, не было настроения.

— Звонила секретарю. Антон Дмитриевич сказал, что закроет библиотеку. Всё правильно, мама. Да и мне пора что-то менять в жизни. Вот и начну с работы.

— Хочешь в школу вернуться? — осторожно спросила женщина.

Ольга отрицательно качнула головой:

— Буду искать работу переводчика в Горске. Он почти в три раза больше нашего города. Разошлю резюме на открытые вакансии, рассмотрю поступившие предложения. Можно будет пройти собеседование по скайпу. А там посмотрим.

— Даст бог всё получится, — оживилась мама. — Очень хочется, чтобы получилось. Только, вот, Горск… далековато отсюда, — загрустила она, будто дочь уже стояла у двери с чемоданом в руках.

— Всего триста шестьдесят километров, — улыбнулась та, обнимая мать за плечи. — Я звонить буду и приезжать. Квартиру придётся сдать внаём. Ты будешь присматривать за постояльцами.

Заметила, как мама беспокойно затеребила бахрому пледа.

— У тебя же всё в порядке? — спросила с беспокойством.

— В порядке, дочка. Светочка вчера сказала, чтобы я переезжала жить к ней. Навсегда.

— А твою квартиру… — перевела дыхание Ольга. Недооценила она сестру, — продаст? Чтобы купить мясную лавку?

Да что лавку? Денег хватит на покупку приличного магазина.

— Я и так всё время провожу в её доме, — с преувеличенной лёгкостью отозвалась женщина.

— Мама, в её́ доме, — произнесла Ольга с нажимом на «её», замолкая.

Вовремя прикусила язык. Расписывать перспективы, что произойдёт, когда Светлана обанкротится, погрязнув в непомерных долгах, она не стала. Её же и обвинят в том, что это она напророчила разорение, накликала беду.

— Ладно, — взяла себя в руки Ольга. — Ты всегда можешь рассчитывать на меня и в любое время переехать в эту квартиру или приехать ко мне, когда я найду работу в Горске.

Вместо ответа женщина встала и ушла в прихожую, а Ольга смотрела на её ссутулившуюся спину, с горечью сознавая, что мать, как бы тяжело ей ни было, никуда от внуков не уедет.

Вернувшись с сумкой, она достала из неё небольшую красную лаковую коробочку и тонкую пластиковую папку. Вручила дочери.

— Я тут подумала и решила… Выглядишь ты, Олюшка, уж как-то совсем… скромно. Сапогам осенним года четыре, как я помню, так? — глянула она на неё, опустившую глаза. — Пальто мешковатое, потёртое, давно из моды вышло. После поездки в Черногорию ты никуда больше не ездила. Я не помню, когда ты была последний раз в отпуске. Совсем о себе забыла, дочь.

Ольга отложила папку на стол и открыла коробочку. Невольно выпрямилась. На бархатном ложементе лежала монета из жёлтого металла.

— Древняя монета, четвёртый век. Чистое золото. С сертификатом подлинности, — кивнула мать на матовую папку. — Дорогая.

— Насколько дорогая? — недоверчиво уточнила Ольга, рассматривая монету.

Около двух сантиметров в диаметре, та оказалась довольно тонкой и лёгкой. На аверсе изображена голова мужчины в лавровом венке, на реверсе — судя по всему, тот же мужчина, сидящий в курульном кресле. Идеальное состояние, словно денежка только вчера покинула стены монетного двора, вызывали недоверие.

— Не меньше десяти тысяч долларов, — понизила голос женщина, оглянувшись на хризантемы в вазе на окне. — Если ты собираешься искать работу, то нужно хорошо выглядеть, дочка. Встречают по одёжке. Ну, не мне тебе об этом говорить. Обязательно слетай на отдых недельки на две, приведи себя в порядок. Устраивай свою жизнь. Егор меня обязательно поддержал бы, — вздохнула она тяжело, протяжно.