Книга Кошка Белого Графа, страница 7 – Кира Калинина

Я прильнула к щелке.

Свяна, защити!..

Льет, грозный, как палач, шел к окну с ножом в руке и смотрел, казалось, прямо на меня. Неужели слышал, как я тут барахтаюсь и скрежещу когтями? И глаз в щелке заметил?

Все, не гляжу! Нет меня. Вам почудилось, благородный кавалер.

Шаги все ближе…

— Кошка! — прогремело над головой.

Верно, благородный кавалер. Просто бродячая кошка, которая жмется к человеческому жилью. Вы же не станете вскрывать тройную раму, чтобы подпортить шкурку безобидному животному?

И как он только умудрился разглядеть черную кошку в черной ночи сквозь толстый слой изморози…

Мгновение томительной тишины — и шаги стали удаляться.

Я отважилась снова заглянуть в комнату. Льет стоял спиной. А старуха…

Она сложила пальцы щепотью, поднесла ко рту и дунула. Клянусь, в руке у нее ничего не было! Но в воздух сорвалась черная взвесь и тончайшей струйкой потекла к окну.

Я невольно пригнула голову.

Тяжелая рама содрогнулась, сверху посыпалось крошево мерзлого снега.

Не помня себя, я сиганула прямо со второго этажа в самый большой сугроб. Меня завалило, но я подпрыгнула — кузнечик, а не кошка! — и понеслась прочь, не жалея лап.

Не помню, когда в последний раз так быстро бегала и с такой скоростью взбиралась на балкон своего мезонина.

Тут бы в самый раз выдохнуть и расслабиться.

Однако все пошло наперекосяк.

Я оборачивалась с шести лет, и у меня всегда — всегда! — получалось. С первого раза. Без заминок и осечек.

А сейчас — нет.

Небыль отказалась явить себя. Не приняла, не впустила, не откликнулась на зов. Не отдала мне меня — рослую белокурую девушку в свадебном костюме крестьянки из северных областей Ригонии.

Я даже в дом попасть не могла. Не лапой же за ручку браться!

Спасло то, что дверь открывалась вовнутрь. Я налегла изо всех сил — уперлась передними лапами, лбом. И ввалилась в хорошо протопленную комнату.

Уже потом, прильнув к изразцовой стенке и впитывая, впитывая всем телом восхитительное тепло, я вдруг подумала, что черная пыль, слетевшая с пальцев старухи, была подозрительно похожа на дыхание Небыли, где осталось заперто мое человеческое тело.

Полночи я силилась добраться до него, движимая то страхом, то злостью, то отчаянием, снова и снова — пока не выдохлась. Свернулась под одеялом и даже заплакать не смогла. У кошек не бывает слез.

Разбудил меня громкий стук и голос Майры:

— Карин, ты спишь? — дверь дернули. — Ты чего заперлась? Вставай! У нас работы полно!

В глубине души я надеялась, что усну кошкой, а проснусь человеком, и окажется, что вчерашнее мне пригрезилось. Но — нет. Хвост, усы и шерсть никуда не делись. Или меня слишком рано вырвали из мира снов? Не зря же голова пуд весит, а глаза не открываются. Может, стоит вернуться в уютное забытье и подождать?..

— Карин! — Майра продолжала стучать. — Что за шутки?

А если ей надоест, и она уйдет?!

Я вылетела из-под одеяла, как укушенная, и во все горло завопила:

— Мя-а-а-а-а-у-у!

— С ума сошла! — взвилась Майра.

За окном светало, а у нас условлено, что обращаюсь я только в темное время. Соседи думают, у Эльсов живет кошка Ночка, которая гуляет под луной, а днем отсыпается за печью.

— Прекращай балаган! Мама с тебя шкуру спустит!

Я кричала и скреблась в дверь изо всех сил, наплевав на саднящие когти и ободранные подушечки лап, и Майра наконец сообразила:

— Ты что, не можешь стать человеком? Свяна милостивая!.. Подожди, сейчас маму позову!

Мама сперва долго бранила меня срывающимся голосом, потом хотела ломать дверь — заперто-то изнутри на задвижку. Но Майра спросила, не смогу ли я выйти, как вошла, через балкон ("Мяукни, если да!"), и побежала отпирать заднюю дверь.

Дальше — каменный пол кухни вместо листа бумаги, печная сажа вместо карандаша.

Я давно забыла, как в детстве училась писать и как трудно рука привыкала выводить верные палочки и закорючки. Кошачья лапа для этого приспособлена еще хуже. Но с восьмой, кажется, попытки мне удалось изобразить что-то похожее на "Льет".

— Кавалер Льет?! — у мамы кровь отлила от щек. — Он знает, что ты оборотень?

Он, может, и нет. А вот старуха…

"Ведьма при нем", кое-как накалякала я.

— Что за ведьма? Агда? Нет, не Агда! Конечно, нет… — мама никак не могла справиться с паникой. — Она… знает, кто ты?

Я покачала головой. Хотя поди ее разбери, эту дазскую ворожею. Вдруг она умеет заглядывать в Небыль — и видела там мое человеческое тело?

Хотелось верить, что мама сообразит, как его вернуть. Она была оборотнем на десять лет дольше меня. Может, бабушка ей что-нибудь рассказывала…

Но мама понуро опустилась на табурет у печи. Трещали дрова, за решеткой заслонки жарко краснели угли, по полутемной кухне, не успевшей толком прогреться, плыл запах сосновой смолы. А мама сжимала руки и шепотом перебирала имена богов, словно не могла решить, к кому воззвать.

— Льеты скоро придут, — напомнила Майра.

Мама вскочила с явным облегчением.

— Карин! Жди здесь. Нам надо подготовиться. Платье из зала вчера так и не убрали!

Я кинулась ей под ноги, вынуждая остановиться. Потом сунула лапу в совок с золой и торопливо написала слово "Обман".

Объяснять, что задумали наши несостоявшиеся заказчики, пришлось долго.

Майра задыхалась от негодования, у мамы гневно сверкали глаза. Куда подевались вялость и безволие.

— Так! Давай-ка спрячем платье. Скажем, вчера после них приходили, купили готовое за пять… нет, шесть тысяч марок! Не обессудьте, благородные господа, задатка вы не оставили, мы вам ничем не обязаны.

— Мама, — Майра нерешительно тронула ее за рукав. — Может, лучше сторгуемся? Отдадим им платье, пусть расколдуют Карин.

Мама повернула к ней голову — резко, как хищная птица:

— Только не вздумай первой предлагать! Если это их рук дело, если они знают, то сами заведут разговор. А если нет… Ты представляешь, что будет, если станет известно, что мы укрываем оборотня?

Меня сдадут жандармам, вызовут секача… или станут использовать в грязных делишках. Говорят, такое бывает: оборотней принуждают шпионить для короны, если раньше не приберут к рукам богатые интриганы или бандитские главари.

Ателье госпожи Эльс в любом случае рискует потерять клиентов.

И все же…

— Карин, из кухни ни ногой, — мама послала мне испепеляющий взгляд. — Услышишь, что идет чужой — прячься! Майра, покорми ее и быстро в зал. Посмотрим, что скажут Льеты.