Книга (Не)любимый муж, страница 37 – Анастасия Соловьева

— Хорошо, — Яр целует мои щёки, губы, подбородок. — Я буду рядом.

— Куда ж ты денешься? — улыбаюсь ему, с удовольствием замечая, что Ярослав немного расслабился. — У тебя в машине есть зонт? На улице дождливо.

— Да, держи.

Выскакиваю из машины, первым же делом случайно ступаю ногой в огромную ледяную лужу, прикусываю губу, чтобы не взвизгнуть. Раскрыв зонтик, я иду к одинокой лавочке, где сидит Таня. Плюхаюсь рядом с ней. Девчонка даже голову не поднимает, только шмыгает носом да утирает мокрые глаза. Ревёт, значит, не всё потеряно. Ничто человеческое ей не чуждо.

Обнимать ершистую капризную девчонку я не собираюсь. Мы не лучшие подружки и вряд ли когда-нибудь ими станем. Поэтому я чуть наклоняюсь и задеваю Таню плечом. Она резко оборачивается, скидывает капюшон. Её губы вытягиваются буквой «о», заплаканные глаза становятся огромными.

— Ты что, Джастина Бибера увидела, раз так сильно удивляешься? — насмешливо спрашиваю я.

— Фу, он же слащавый и мелкий какой-то, — фыркает Таня, поспешно избавляясь от слёз.

— А кого сейчас молодёжь слушает? Я не в курсе. Моргенштерна? Егора Крида? Элджея?

— Нет, не люблю рэпчину, — кривится девчонка. — А ты чё, разве не молодёжь?

— Да фиг знает. Я по старинке сижу в твиттере и слушаю русский рок, а не увлекаюсь Тик Током и рэпчиной, как ты выразилась.

— Тю, Тик Ток и я не особо люблю. Отстойная соцсеть.

— Тогда мы найдём общий язык, — поднимаю зонт повыше, чтобы на Таню не попадал ледяной дождь.

Девчонка шарит взглядом по парковке и нервно сглатывает, заметив машину Яра.

— Нафига вы припёрлись? — снова начинает защищаться Таня. Гордо задирает подбородок, пытается смотреть на меня свысока. Смешная.

— Ярослав очень о тебе переживает. Видела бы ты его лицо, когда он прочитал записку. Он был совершенно сбит с толку, потерянный и безумно уставший. Тань, ты очень дорога Ярославу.

— Ага, а почему он тогда на меня кричал? — всхлипывает Таня.

— Даже у самых сдержанных людей иногда сдают нервы. Это лишь доказывает, что Ярославу на тебя не наплевать. Иногда свою боль и тревогу мы выражаем криками, глупыми наездами и обвинениями. Так проще, так привычнее. Я тоже срывалась на Яра и устраивала истерики, когда мне было очень тяжело. Это нормально. Грустно, конечно, но все мы люди и все порой творим плохие вещи.

— И он тебя простил? За истерики? — Таня волнуется, пальцами хрустит, и от этого тихого, но противного звука я то и дело вздрагиваю.

— Да, конечно. Правда, применил шоковую терапию, чтобы привести меня в чувство. Представляешь — сработало.

— Это как? — любопытничает девчонка. В глазах её появляется живой огонёк, но на лице всё ещё виднеется печать тревоги.

— Он сделал так, чтобы я застала его целующимся с моей бывшей лучшей подругой.

— Ни фига себе! — присвистывает Таня, переводя ошалевший взгляд на автомобиль Ярослава. — Но это же пиздец! Я бы его убила! В рожу бы плюнула со злости!

— Боюсь, тогда бы у нас с Яром ничего не получилось, — я осторожно улыбаюсь, чтобы не спугнуть выглядывающую из своего панциря девчонку. Один неверный шаг — и она снова начнёт защищаться, а не поддерживать со мной разговор.

— Не знала, что Ярик на такое способен. Он же честный и порядочный, благородный даже, аж бесит порой, — признаётся Таня.

— Не нравятся тебе джентльмены?

Она мотает головой, посмеивается, немного напряжённо, неуверенно, но искренне.

Вот ты и призналась, Танюша, что не влюблена в Яра. Тебе даже не нравится такой тип мужчин, о каких великих чувствах может идти речь? Запуталась девчонка.

— Ты видела сегодня моего бывшего. Тот ещё козлина, — произношу доверительным, чуть приглушенным голосом. — После него Яр кажется восьмым чудом света. Он заботливый, терпеливый, тонко чувствующий, понимающий. Не без своих загонов и недостатков, конечно, но я даже испугалась вначале, когда с ним познакомилась. И закрылась в себе, чтобы не дай бог не пустить Яра в душу. Было очень страшно открыться ему — а потом разочароваться, как это случилось с бывшим парнем.

— Не, в Ярике невозможно разочароваться. Я его десять лет знаю, и ни разу он меня не подвёл. Иногда поорёт немножко, как сегодня, но ведь он по делу кричал…

— По делу? — задаю уточняющий вопрос, не напираю интонациями, просто интересуюсь, давая Тане возможность соскользнуть с опасной темы.

— Ну типа того, — мнётся девчонка. — Я злилась на него, обзывала, даже материлась… Мне показалось, что Ярик принял сторону моих родителей и готов от меня отказаться…

— Разве мама от тебя отказалась?

— Давно уже. Она трудоголик, влюблена в свою работу, а на меня ей всегда было наплевать. Главное, чтобы училась хорошо да возвращалась домой до полуночи. Я часто пыталась поговорить с мамой, рассказать ей о своих проблемах, но ей было не интересно… Она только кивала, даже особо не вслушиваясь, а потом снова про учёбу талдычила. Как будто оценки — это самое важное в жизни!

— Ты поэтому начала бунтовать?

— Нет… Может, отчасти. Хотела достучаться до мамы, разозлить её. Зря я это делала. Мама меня возненавидела, стала вечно орать, назвала «непутёвым ребёнком», даже пощёчину пару раз влепила. И отчим был на её стороне. Они оба трудоголики, им наплевать на собственных детей. Ярик ведь тоже не знал родительской любви… Он тебе об этом рассказывал?

— Да.

— Мама терпеливо ко мне относилась, пока я не начала бунтовать… Мне кажется, она даже рада, что я переехала к Ярику. Никто больше не добивается её внимания, можно всё свободное время уделять работе.

— Родители выгнали тебя из дома или ты сама ушла?

— Я сама, — она вздрагивает и снова напяливает на голову капюшон. — Был ужасный скандал, просто отвратительный. И всё из-за дурацкой татуировки. Я решила уйти, когда мама сказала, что я — самое большое разочарование в её жизни и что никому я такая истеричная и тупая не нужна…

— Ярику ведь нужна, — толкаю её в плечо, ободряюще улыбаюсь. Таня хмыкает, но хотя бы не возражает.

— А больше никому…

— Разве у тебя нет друзей? Знакомых?

— Знакомые не считаются. А друзей больше нет.

— Но были?

— Ага. Но потом меня выставили на посмешище перед всем классом, и друзья куда-то исчезли, — надтреснутым голосом сообщает Таня. Закрывает лицо ладонями, дрожит.

— Значит, это были не настоящие друзья.

— Но от этого ведь не легче!

— Понимаю, Тань, очень хорошо понимаю. Однажды тебе станет легче. Только увы, я пока и сама не знаю, когда наступит это «однажды». Иногда кажется, что обо всём забыл, но случайное событие напоминает о прошлом, и сердце снова болит.