
Онлайн книга «Девочки Талера»
— А теперь только пискни, — говорит угрожающе в макушку, — надаю по заднице. Дай мне спокойно поспать хоть пару часов. Я лежу ослепленная и оглушенная, втиснутая лицом в его грудную клетку. Осторожно трогаю его ладонями и тут же слышу сверху грозное: — Ника, спать. Замираю, но внутри меня настоящий праздник. Я так соскучилась по его объятиям, по его запаху и его телу. Мне нравится лежать с ним в обнимку, я прижимаюсь щекой к теплой коже и засыпаю так, как уже сто лет не засыпала. * * * Просыпаюсь и вижу перед собой широкую грудь Тимура. Вспыхиваю до кончиков ногтей — это ночью все казалось мрачным и темным, а сейчас свет пробивается сквозь шторы, и я не представляю, как посмотрю Тиму в глаза. Мы так и проспали всю ночь в обнимку. Тимур во сне ворочается, и я отчетливо ощущаю твердость, которой он вжимается в меня. Пробую потихоньку высвободиться, отодвигаюсь от Тима, и тут он открывает глаза. Мы смотрим друг на друга и молчим. Он подается вперед бедрами, я отползаю, и он опрокидывает меня на спину, сам нависая сверху. Запястья вжаты в матрац. Его глаза совсем близко, сейчас они абсолютно темные и похожи на штормовой океан. Тимур смотрит на меня, будто хочет прожечь насквозь, и я не придумываю ничего лучше, чем сказать: — Доброе утро, Тим… Он со стоном впивается мне в рот, и я поспешно отвечаю. Знаю, что не должна, что снова падаю в ту же яму, но не могу отказаться от этого мужчины. Я просто позволю себя поцеловать, я так нуждаюсь в его силе, так приятно чувствовать на себе его тяжесть. Тимур целует меня долго, протяжно, изнуряюще. Его руки скользят по моему телу, и оно будто просыпается. Я чувствую ласки каждой клеточкой, каждым нервом. Из глубины поднимаются сладкие волны, пронизывают тело, сводят низ живота, заставляют поджимать пальцы на ногах. И я тоже потихоньку начинаю ласкать Тимура. Глажу его волосы, щеки, затылок. Он разрывает поцелуй и упирается в плечо лбом. — Не могу больше, Ника, — слышу прерывистый шепот, — я же не железный. Если нет, оттолкни, я уйду. Но сам не могу оторваться, хочу тебя. Обнимаю его за шею и смотрю в потемневшие глаза. — Не могу, Тим, — шепчу, — я тоже не могу. Только… — Что? — он смотрит не понимающе, и я говорю в самое ухо. — Я боюсь. Тимур наклоняется, очень нежно захватывает губами губы и шепчет: — Я сам боюсь. Больно тебе сделать боюсь. Нас сносит все больше. Поцелуи становятся все глубже и неистовей, а потом Тим отрывается от меня и ползет вниз, прокладывая губами влажные дорожки. Так остро, так горячо. Я выгибаюсь дугой, цепляясь за простыни, прошу то остановиться, то не останавливаться. В его руках я будто податливая плавящаяся масса, и он делает со мной все, что хочет. И я взрываюсь, разлетаюсь на осколки, цепляясь руками в густые волосы. Тимур снова возвращается ко мне, жадно целует, а потом обхватывает руками лицо и начинает медленно заполнять меня собой. Мы оба дышим громко и надсадно, его губа закушена, а я свои постоянно облизываю. На лбу Тима выступают капельки пота, собираю их ладонью. Цепляюсь в мускулистые плечи, и он тут же останавливается, напряженно вглядываясь в мое лицо. — Ника, больно? Качаю головой, он упирается до основания и накрывает мои губы своими. — Девочка моя, сладкая, — шепчет, целуя так, будто не может напиться. — Как же мне тебя не хватало… Он начинает двигаться так нежно и бережно, словно я сделана из тончайшего стекла и в любой момент могу рассыпаться на осколки. Я постепенно расслабляюсь, боли нет, наоборот, появляется давно забытое томление. Закручивается спиралью, нарастает внизу живота, я начинаю двигаться вместе с Тимуром. Он как в бреду покрывает меня поцелуями, впивается в рот, кусает подбородок и стонет в губы. — Хорошо, Ника, как же мне хорошо с тобой, сладкая моя… Меня первой уносит на финишную прямую, Тимур успевает выйти и вжимается в живот, сдавливая меня в стальных объятиях. Беру его лицо в ладони, целую глаза, он находит мои губы и… Из детской доносится плач, и мы как по команде вскидываем головы. — Успели! — выдыхает Тимур и улыбается мне в губы. — Иди в душ, я ее переодену. Встает, вытирается полотенцем, подбирает с пола штаны и идет в детскую. — Кто там уже скандалит с самого утра? — слышу его ласковое. — Полинка проснулась? Моя девочка маленькая! Иди к папе, будем памперс менять. Внутри разливается теплое, щемящее чувство — я люблю их обоих, и Тимура, и нашу дочку. В ванной смотрю на свое отражение — растрепанная, зацелованная и счастливая. И даже стоя под душем не перестаю улыбаться. * * * Я не входил, вползал. Никогда так не боялся причинить боль, потому что слишком хорошо помнил собственное бессилие и свои обещания. Сто раз уже проклял себя — разве нельзя просто жить вместе и растить ребенка? Но когда почувствовал под собой ее тело, как с ума сошел. В конце концов, я обещал не трахаться, а то, что между нами — это совсем другое. Ни с кем больше, никогда я такого не чувствовал. И знаю уже, что не будет ни с кем, только с ней, с Никой. Потому и накрыло, когда она сказала, что ей замуж за меня нельзя. Я что, совсем ущербный? И она меня просто терпит из страха, что я Польку заберу? Так херово стало, передать не могу. Будто в дерьмо с головой окунули. Особенно когда вспомнил, как прогонял ее, а она упорно возвращалась. Ночевать у ворот была готова, лишь бы дочку увидеть. И главное, я теперь понимаю, что просто боялся. Снова попасть в зависимость, снова растекаться безвольной лужей, когда вижу ее, когда трогаю, когда тону в черных, огромных глазищах. И попался, сходу попался, стоило заглянуть в распахнутые глаза и увидеть желание. Даже не пытался остановиться, только сдерживал себя как мог. Сейчас сижу за рулем, вспоминаю как мы оба сгорали, и улыбаться хочется. Врет моя девочка, сладкая моя, родная. Врет. Не только из-за Польки она со мной. Ну и пусть, не нужны мне ни признания, ни объяснения, пускай живет у меня в спальне, дочку кормит и меня любит. Остальное я сам. Все для них сделаю, ничего не пожалею. Может, тогда она обещание свое выполнит и сына мне родит? Не сейчас, конечно, когда Полька подрастет. Сейчас предохраняться надо, я сам не выживу, если ещё один мелкий в доме появится. Но года через три, пусть через пять… Как мне в роддоме сказали, крута горка, да забывчива? Снова улыбаюсь как дурак, когда представляю мелкого. Полинка на Нику похожа, а пацан по закону жанра в меня пойдет. Сам не заметил, как ее женой называть стал. Теперь часто в мыслях так называю, и мне нравится, очень нравится. Так почему не сделать ее женой по-настоящему? |