Книга Я тебя верну, страница 31 – Ольга Вечная

Мирослава с первого дня покорила персонал больницы большими синими глазами и темными ресницами, а также повеселила ногтями длиной почти в сантиметр. Я так смеялась, что хоть у кого-то в моей семье завидный маникюр! С тех пор мы были неразлучны.

Если Данил попытается ее отнять в качестве мести... я не переживу этого. Кажется, невозможно любить так сильно, как я люблю свою дочь. Невозможно за кого-то бояться так, как я боялась, что навредила ей, сама того не желая. До опустошающей одури, до слепой истерики.

Поэтому ни реакция мамы с сестрой, ни даже пауза с Лёшей — ничто не смогло выбить меня из колеи. Было грустно, но я отстранилась от тяжелых мыслей и устроила ребенку выходной! После чего мы в втроем с мамой поехали в аэропорт и полетели домой.

— Он бы все равно узнал, — произнесла я, когда мы сидели в летящем самолете.

Мира смотрела мультики у меня на руках, я думала о том, что по плану должна была в это время оставить дочку маме и пойти ночевать к Лёше. — Когда-нибудь. И Мира бы узнала. Однажды она начала бы спрашивать об отце, а это значит, что снова пришлось бы лгать. Это сложно. Врать своим детям.

— Лёша больше не писал? — перевела мама тему.

— Нет. Мы... как-то холодно поговорили. Его можно понять, — тут же добавила я.

— Заиметь в родственники Миронова, — протянула мама. — Любой бы напрягся. Ты помнишь ту историю, когда Кулак чуть не поджег парней на заправке?

— Не называй его так. Это прозвище его отца, к Данилу оно не имеет отношения. И да, я заверила Лёшу, что хочу быть только с ним, но решать здесь, конечно, ему, — ответила я резковато. — Он очень сильно ревнует к Данилу. Даже говорить о Миронове ему тяжело. — Устало потерла лицо. — Нам всем нужно время.

— Стоило сказать ему в воскресенье, после отпуска, а не до, — посетовала мама, и я рассмеялась. — Как думаешь, поводы у Лёши есть?

— Ревновать?

— Да.

— К Данилу? — уточнила на всякий случай. — Пф! Нет, разумеется. У нас общий ребенок, но и только. Мама, и впредь, давай больше не будем при Мире обсуждать Данила в таком ключе, называть Кулаком или еще как-то. Мы не знаем и знать не можем, что было на той заправке. Я не верю, что Данил бы просто так, от скуки, решил кого-то облить бензином. Раз угрожал, значит, так было надо. Мира и без того боится.

— Хорошо, — быстро ответила мама. — Может, и к лучшему, что боится? Я тоже боюсь. Все думаю, как был бы хорошо, если бы он ни о чем не узнал.

— Мне не помешает немного поддержки, — напомнила я.

— Мы рядом. — Мама сжала мою руку.

Она имела в виду их с Варей, и я кивнула.

Мы втроем часто делаем вид, что прошлого в станице не было. Как будто те плохие годы кто-то старательно стер ластиком, замазал корректором и сверху нарисовал розовые цветочки и радугу. Но я помню свое детство, скандалы с отчимом, работу до боли в пояснице. Помню, как у меня отбирали деньги. Все помню. И никому до конца не доверяю.

Обнимаю Миру покрепче.

Возможно... Миронов прав. Если со мной что-то случится, теперь Мира не останется одна. Следует думать об этом, задвинув личные обиды подальше.

Выходные проходят как обычно. Мне всегда есть чем заняться. Дома дурдом — дети носятся, мы с Варварой по очереди их развлекаем. Водим на площадки, кормим, играем. В воскресенье вечером я готовлю на неделю вещи в садик: глажу, потом кое-что упаковываю в пакеты, кое-что развешиваю в шкафу. Чтобы утром не терять время на сборы.

От Лёши по-прежнему нет вестей. Я пишу ему:

«Как ты? Я соскучилась».

Он отвечает:

«Хорошо, думаю о тебе всё время. Как дела?»

«Тоже нормально».

На этом общение обрывается. Хочется поехать к Лёше, поговорить по душам, обнять его. Но я понимаю, что не одна. Ко мне комплектом идет дочь, а к дочери — ее отец, с которым пока ничего непонятно.

На следующий день в десять утра мы с Данилом встречаемся у загса. Я не опаздываю, прибегаю на десять минут раньше, Данил уже ждет. Стоит у дверей, не курит.

Я волнуюсь, Миронов же ведет себя как обычно — сдержанно равнодушно, неприятно вежливо. Не знаю, каким образом он договорился и с кем, но принимают нас незамедлительно. Мы пишем заявления, я подписываю бумаги.

Больше в свидетельстве о рождении Мирославы не будет прочерка.

Когда все готово, мы сразу выходим на улицу. Не терпится покинуть душный кабинет.

Я сжимаю в руках папку с новыми документами. Чувствую себя немного ошеломленной из-за того, как просто и быстро все случилось. И еще растерянной — потому что не знаю, что будет дальше.

Вчера, пока мыла обувь, стирала и гладила, я, конечно, многое обдумала, какие-то слова подобрала. Рутинная работа помогает сосредоточиться.

Но все произошло как будто не по плану! Слишком легко. Слишком... равнодушно.

Бросаю взгляд на бумагу, там написано: Миронова Мирослава Даниловна.

Мои глаза округляются. Миронова Мирослава Даниловна! Сердце начинает частить и кровоточить.

— Как отдохнули в Сочи? — интересуется Данил. Явно из вежливости.

— Хорошо, спасибо. Как Злата восприняла новость о Мире?

— В целом нормально. Она привыкнет.

— А как... ты?

— Я бы хотел сегодня увидеть Миру. Можно? — спрашивает он вдруг.

Вот. Начинается.

— Я планировала в четыре забрать ее из садика. Мы можем устроить полдник где-нибудь в кафе.

— У меня свободный день, может быть, заберем ее сейчас? — предлагает Данил. И впервые за день смотрит на меня прямо.

— Я... не могу, на работу опаздываю. Сегодня провожу занятие. Иногда просят преподаватели. Обещала уже, — говорю короткими предложениями. Почему-то именно так получается.

— Тогда встретимся в четыре у садика?

— Да. Не покупай больших игрушек. И много за раз тоже не нужно, она тогда теряется и начинает нервничать.

— Понял.

— Просто сходим в кулинарию. Недалеко от садика есть отличная, мы там иногда балуем себя. Мира любит.

— Ладно. Давай я тебя отвезу. Действительно освободил день.

— Это лишнее.

— Из-за Яшина? Он тебе запретил со мной ездить? — в голосе Данила нет вызова, но прямота ошеломляет.

— Мне никто ничего не запрещал, и запретить не может. Я сама так хочу.

— Я думал, расскажешь что-нибудь о Мире.

— Я хочу взять такси и побыть одна.

— Хорошо, — соглашается Данил. — Увидимся в четыре у садика.

Разворачивается и идет на парковку.

Я делаю глубокий вдох-выдох и гордо топаю в сторону остановки.