Онлайн книга «Кукла-талисман»
|
Не сцена – зал. …дом? Заброшенная развалюха. Красавица? Зыбкий призрак в дверях. Чарующий аромат? Душный сладковатый запах тления. От него ком подкатывает к горлу. О да, меня ждут. Да, я войду. Я знаю, что это ловушка. Я знаю, что делать. А потом, потом… Потом она будет моей! 3
«Ты не узнал меня?» Аккуратное крыльцо чисто подметено. Доски гнилые, скрипучие, вторая с краю треснула. Палые листья шуршат под ногами. Дверь рассохлась, перекосилась, держится на одном упрямстве, как и я. Прямоугольник уютного света стелется под ноги, будто новенькая циновка. Тревожно дрожат отсветы догорающей лампы. На полу останки старого коврика – грязное рванье. Одна картина проступает сквозь другую. Наслаивается, расточается, возвращается. Вожделение. Опасность. Страсть. Осторожность. Нетерпение. Страх? Страха нет. Это плохо. Почему плохо? Нас двое. Нет, я не о нас с красавицей, я только о себе. Меня – двое. Не произнося ни слова, не делая лишних движений, мы сражаемся друг с другом. Верх берет то один, то другой. Смогу ли я победить? Сможем ли мы договориться? Есть ли у нас что-то общее? Входим оба: нетерпеливый любовник и чуткий дознаватель. Ярче вспыхивает светильник на полу, возле ложа: настоящий или плод наваждения, не знаю. Огонек дрожит, колышется за стенкой из рисовой бумаги. Слепит глаза. Вскидываем руку к лицу, но все же успеваем увидеть: покрывало, которым застлано ложе, смято. На ложе – она. Верхнее кимоно распахнулось, из-под текучего закатного перламутра виднеются снега горных вершин, а под ними, в недрах гор, течет алая горячая кровь. Пояс распустился… Черные глаза на белом лице. В глазах – ожидание. Шагаю ближе. – Ты кто такой?! Голос мужской, смутно знакомый. Оборачиваюсь. Светильник мешает, передо мной – темный силуэт, как на подсвеченном полотне в театре теней. Ты – тень! Ты – никто! Я порву тонкое полотно, сломаю глупую марионетку! – Ослеп?! Не узнаёшь того, кто перед тобой? Я благородный самурай! Кто я? Кто он? Кто чья тень? Я знаю, кто. Вижу из колодца. Лягушка зорче сокола. – Нет в тебе благородства, наглец! Убирайся! – Это ты говоришь мне?! – Кому же еще, охотник до чужих женщин?! – Хочешь снова прогнать меня? Возможно ли быть таким жестоким?! Настоящий театр, таким можно гордиться. Реплики, позы, страсти. Мы стремительно близимся к финалу. Стучат барабаны, поет флейта. Сцена тонет в аромате хиганбаны, пропитывается им. – Снова?! Что это значит? – А ты не понимаешь? Не видишь глазами сердца? – Прочь, безумец! Или я сам тебя вышвырну! – Иди сюда. Попробуй. Он только этого и ждет. Тень срывается с места, обретает плоть – добрых двадцать кан [17] разъяренной плоти! С рычанием мужчина, распаленный гневом и вожделением, бросается на врага. Как же это просто: шагнуть в сторону, уклониться, пнуть ребром деревянной сандалии в колено. Добавить? Можно и добавить: кулаком под дых. Когда согнется – рукоятью плети в висок. И вот, как хорошо: никто больше не стоит между мною и ней! Все силы уходят у меня на то, чтобы этого не сделать. Сил этих едва хватает. Он с размаху налетает на меня. Мы рушимся на пол. Катаемся, вцепившись друг в друга. Рычим, брызжем слюной. Сжимаем друг друга в объятиях. Мы сплелись теснее, чем любовники на ложе страсти. О да, страсть! – Я убью тебя! Убью! Закон будды Амиды? Фуккацу? Нет, он не помнит, забыл. Переломать мерзавцу пальцы – вот они, только ухватить! Ткнуть в глаз. Двинуть локтем в скулу. Перехватить под челюсть и за затылок. Рывок, сладостный хруст ломающихся позвонков! Помню ли я про закон будды? Тоже забыл?! …наваливается на меня. Пальцы липкие, потные. Цепкие. Смыкаются на моем горле. «Задушить сильного и здорового человека, – сказал я Одзаки Хэруо, когда тот явился в управу с заявлением о фуккацу, – в особенности если он сопротивляется – дело нелегкое, а главное, небыстрое.» Такое ли нелегкое? Такое ли небыстрое? Его глаза пылают от ненависти. Я смотрю в два адских колодца. Смотрю в упор. Во мне ненависти нет. Нет, я сказал! Я не сопротивляюсь. – Любимый… Душит. Не слышит. Говорить все труднее. – Убей меня, любимый… Невозможно говорить. Хриплю чудом, через силу: – Смерть от тебя? Это счастье. Я продолжу жить в тебе… Пальцы скользят. Ослабевают. – Много было у нас по пути приютов, гостиниц… – Кто ты? – ревет он. – Кто? Держит. Не отпускает. В голове все плывет. Но я не умолкаю: – Где мы ночевали на ложе любви… – Кто ты?! – И негде сменить нам усталых коней! – Да кто же ты? Какой он тяжелый! Меня обдает жарким дыханием. На лицо брызжет слюна. Кажется, что капли ее кипят на моей коже. – Ты не узнал меня, Янтарный? Кохэку, это же я, Имори… – Имори?! 4
«Какие ваши доказательства?» Он ел сегодня рыбу с маринованным дайконом. Пил саке. Я чую запах еды в дыхании актера. Чую запах выпивки. Мы ели одно и то же. Мое дыхание пахнет тем же. Разве не смешно? Совпадения – знаки, которые нам посылает судьба. – Имори? Ты? Одна его рука еще держит меня за горло. Пальцы второй гладят меня по щеке. – Имори? Не может быть… Гладят, гладят. Какой он тяжелый! – Ты покинул город… – Меня убили, – бормочу я. – Меня убили, иначе разве я ушел бы от тебя? – Имори, я не могу поверить… – Вот этот убил, – я дергаю подбородком, указывая на себя. Получается не очень, но Кохэку все понимает правильно. – Она привела нас обоих, мы подрались… Я не заявил о фуккацу. – Ты… Он лежит на мне. Вздрагивает всем телом. Уперся лбом в мой лоб. Я говорю ему прямо в полуоткрытый рот, в рот, пахнущий рыбой и редькой. Я словно передаю слова из уст в уста. Он должен присвоить их, эти слова, прожевать, проглотить. Говорить тяжело. Впрочем, меня хотя бы не душат. – Признаться, что я Кояма Имори? Опять стать отверженным? В новом теле со старой клеветой?! Нет, ни за что! |