Онлайн книга «Ангелы плачут в июне»
|
– То есть твоя цель – убедиться, что я не опасна для общества? – Ты – опасна, – отрезал спортсмен. – Пословица про яблочко и яблоньку не на пустом месте сложена. В твоей ДНК набор его генов. Это как мина замедленного действия: рано или поздно все равно рванет. У тебя сорвет крышу, и история повторится! – Не убедил. Крышу может сорвать у любого человека. – Наверное, но у тебя, благодаря генетической предрасположенности, шансов гораздо больше, чем у кого-либо другого. Даже если этого не случится с тобой, твои дети тоже унаследуют генетическое проклятье, и, можешь не сомневаться, однажды оно проявится! – ледяным тоном объяснил Войнич. Стало не по себе. Я и сама много об этом думала. – Ген маньяка, как и наследственная предрасположенность к насилию, не более чем теория. Нет никаких обоснованных доказательств того, что потомки маньяков обязательно становятся маньяками. – И это тоже не более чем теория! – Значит, решил истребить меня как генетически опасный вид? Он кивнул, соглашаясь: – Очень опасный! – А если я докажу, что от меня одна сплошная польза, отстанешь? – Польза от тебя? – Войнич поморщился, словно услышал что-то крайне непристойное. – Не суди предвзято. Сначала посмотри, чем я занимаюсь, а потом решай, опасно это или полезно! – Каким образом? – Поработай моим ассистентом, – предложила я. Мера, конечно, вынужденная и малоприятная, но так появится хотя бы небольшой шанс выторговать нейтралитет и невмешательство в мою жизнь. Лицо спортсмена некрасиво скривилось в брезгливой гримасе. – Совсем свихнулась?! Предлагаешь мне обманывать людей вместе с тобой?! – возмущенно взвился Войнич. – Вообще-то спасать. Лечить, если точнее. – А вот и наследственная предрасположенность: твой отец тоже лечил вплоть до летального исхода! Убирайся! – В голосе спортсмена звенели ярость и презрение, в серых глазах застыл лед. Я вдруг почувствовала необыкновенную усталость и апатию. Его не переубедить. Он ненавидел меня шестнадцать лет, теперь это уже не просто привычка – мировоззрение. – Ладно, я попыталась. Делай что хочешь, поступай как знаешь. Мое предложение в силе, передумаешь – обращайся. Я, словно Кутузов, добровольно оставляющий Москву врагу, медленно направилась к выходу, но Войнич решительно перегородил дверь и прислонился к ней, скрестив на груди руки. Я прислонилась к противоположной стене в такой же позе и выжидающе улыбнулась: – Передумал? Решил не тратиться на киллера и сделать все лично? Он снова нацепил ничего не выражающую маску. Из эмоций оставалось лишь неизменное презрение. – Не собираюсь пачкать руки, просто хочу предупредить: даже не пытайся сбежать! На краю света найду, из-под земли достану! – Я только не поняла зачем, если руки пачкать не собираешься? Чего ты добиваешься? Он криво усмехнулся: – Потом узнаешь, а сейчас – проваливай! Войнич отступил в сторону, и я снова была свободна. – И тебе всего доброго! – Дверь за моей спиной резко и громко захлопнулась. * * * Спала я, как ни странно, спокойно. Кошмары не мучили, не снилось вообще ничего. Около восьми утра меня разбудила долгая настойчивая трель дверного звонка. Глазком я теперь пользовалась без предупреждений. Алина собственной персоной. Правда, в этот раз она не скромничала: разряжена, раскрашена и увешана золотом. Едва я открыла дверь, она ворвалась в квартиру, не здороваясь и не дожидаясь приглашения. Нервная, сердитая. Эту-то что разозлило? Молодая женщина подошла к окну, достала сигарету и нервно затянулась. – Это правда, что ты парализованную тетку на ноги поставила? Мне ее показывали, но как-то не верится. – Тогда что ты тут делаешь? Доказывать я тебе больше ничего не собираюсь. Уговаривать – тем более. Не нравится, езжай обратно к светилам медицины. Алина снова затянулась и плюхнулась в мое кресло. Гнев и недоверие уступили место растерянности. – Муж убьет меня, если узнает, что я водила дочь к необразованной деревенской знахарке. – Ее голос, еще минуту назад звенящий от раздражения, стал глухим и безжизненным, растерял все эмоции. – Но если Галя не поправится, он меня точно бросит. У него сейчас в любовницах одна моделька недоделанная… Если она ему родит… Ох… Вряд ли, конечно, у него детей пятнадцать лет не было, Галя – первая и единственная, но чем черт не шутит… В общем, мы уже все перепробовали, а ей только хуже становится – терять нечего. Если и у тебя не получится… – А если получится? – Я в долгу не останусь. – Ну да, ведь тогда муж-миллионер никуда не денется. – Да, не денется, – огрызнулась она. – И не надо на меня так смотреть! Я родилась и выросла в соседнем колхозном захолустье, вроде этой дыры, и ни за что не хочу туда возвращаться! – Верю, в колхозе с таким маникюром не житье. Так какой у нас план? Алина затушила сигарету о ручку кресла и решительно встала. – На все про все у тебя неделя. В конце месяца за нами приедет муж. Дорога каждая минута, поэтому собирайся. Начнешь сейчас, пока Галя хорошо себя чувствует. Я не возражала. В свете недавних событий мне совсем не хотелось оставаться по соседству с Войничем. Галя мне не обрадовалась. Оно и понятно – я заставила ее пережить далеко не самые приятные ощущения. Впрочем, сопротивляться повторению процедуры не стала. Вероятно, Алина провела курс моральной настройки на новую порцию «пыток», пообещав полное выздоровление. Я тоже постаралась успокоить девочку, но с обещаниями не торопилась. Слишком странным было то, что я увидела, подключившись к ее сознанию в прошлый раз. Увы, вторая попытка закончилась аналогично. Все повторилось: смутные неузнаваемые силуэты, нестройные, сливающиеся голоса и знакомое холодное прикосновение удавки к шее. Перед глазами заплясали яркие световые пятна, а потом в поле зрения попал белый халат и бейдж с именем бабушкиной тезки. В этот раз было легче. Алина вывела меня за несколько секунд до полной агонии, и я довольно быстро пришла в себя. Галя была бледна, но в целом тоже перенесла сеанс лучше. Успокоив девочку, мы с Алиной вошли в палату, смежную с Галиной. – Ну что? – нетерпеливо спросила она. – Что ты видела? Тебя так трясло! Что я видела? Хороший вопрос! Самой бы разобраться. – Э… имя Лариса о чем-то тебе говорит? – Опять ты со своими именами! – возмутилась было Алина, но вдруг осеклась и недоверчиво переспросила: – Какая Лариса? Это распространенное имя. |