Книга Духи Великой Реки, страница 144 – Грегори Киз

— Ган! — воскликнула Хизи.

— Более или менее, — ответил призрак отрывисто, но на суровом лице его расцвела улыбка. — Изменившийся, но неизменный. Представь себе, что ты прожевала кусок мяса, а хрящи выплюнула, — так вот, я, наверное, по большей части состою из хрящей.

— Ган! — Хизи снова заплакала, хотя еще недавно думала, что ни соли, ни воды в ней больше не осталось.

— Перестань, дитя. Ты же знаешь, как я не люблю подобные выходки.

— Вот как? — ответила Хизи, вытирая слезы с глаз. — Я ведь прочла твое письмо, которое ты переслал с менгами. То самое, где ты пишешь, что любишь меня как дочь.

— Да, да, — досадливо перебил ее Ган. — Старики иногда пишут подобные сентиментальности. — Взгляд его смягчился. — К тому же я, пожалуй, именно так и чувствую.

— Что же теперь будет с библиотекой? — спросила Хизи и добавила шепотом — ослепительная вспышка предчувствия чуть не испугала ее: — И с Нолом?

Ган пожал плечами:

— Библиотека была всей моей жизнью, но теперь меня почему-то радует, что свои последние дни я провел не в ней. Книги останутся, и всегда найдется кто-нибудь, чтобы их читать. Кто-нибудь вроде нас с тобой, по крайней мере в каждом поколении или двух. Книги дождутся читателей, как они дождались тебя. А что касается Нола — кто знает?

— Мне там поклоняться не будут, — вмешалась богиня. — Я этого не потерплю: обряды доставляют мне не удовольствие, а боль. Но я не причиню Нолу вреда, хотя этот город построил Изменчивый. Человеческие существа способны меняться: это самая замечательная, может быть, единственная замечательная черта твоих родичей. Со временем они станут не менее счастливы без Реки, чем были, когда их бог еще существовал.

Ган улыбнулся:

— Интересное это окажется время — ближайшие несколько лет. Я собираюсь наблюдать за событиями.

— Наблюдать?

— Богиня милостиво согласилась отнести то, что от меня осталось, вниз по течению.

Богиня согласно кивнула:

— В отличие от Изменчивого, я не испытываю желания течь по необитаемым землям. Я чувствую себя более уютно, когда у меня есть соседи: боги-лягушки, боги-цапли, владыки болот. Может быть, твой старый учитель захочет занять одно из свободных мест — ручей, поле, гору. Я и других приглашу тоже.

— А кто… — Перкар нахмурился и начал снова: — Что станет с потоком, где ты так долго жила?

— О, об этом я уже позаботилась, — ответила богиня. — Там теперь новая обитательница. Дари ей цветы, как ты дарил мне. — Она загадочно и немного печально улыбнулась, приблизилась к Перкару и очень тихо проговорила: — Прощай, любовь моя. Я стала такой большой, и для меня это еще непривычно. Я еще не добежала до устья, и часть Изменчивого еще жива, хотя я все больше и больше уничтожаю его с каждым мгновением. Но может случиться, что, когда я займу все русло, я задремлю, а когда проснусь, увижу уже твоих правнуков, а не тебя. Может быть, мы никогда больше не будем разговаривать так, как сейчас. Но знай: из всех смертных, которых я любила, ты — самый мне милый и самый несносный. Ты заставил меня стать менее богиней и более человеком, чем думаешь. Прощай. — Она отвернулась от юноши.

— Прощай, богиня, — ответил Перкар, безуспешно стараясь заставить свой голос не дрожать.

— Прощай и ты, Хизи, — сказал Ган; как и богиня, он начал растворяться в воде, из которой возник. — Может быть, ты как-нибудь принесешь в дар моему духу благовония.

Старик и богиня исчезли. Пятеро смертных некоторое время смотрели, как играют речные струи, потом Тзэм прочистил горло.

— Э-э…

— Что, Тзэм? — спросила Хизи.

— Как ты думаешь, не будет ли непочтительным, если мы тут искупаемся?

Как ни странно, первым расхохотался Перкар. Здесь их ждала радость, почти ликование — совсем не то, что в Эриквере.

— Мне купание не помешает, — сказал он, отсмеявшись. — Так что я одобряю такую мысль и не думаю, что богиня стала бы возражать.

После купания путники снова вскарабкались по склону; Перкар и Нгангата отправились на охоту и вернулись с тушей небольшой антилопы. Пока их не было, Ю-Хан, Хизи и Тзэм развели костер. На нем пожарили мясо, а потом, слизывая с пальцев жир, все сидели вокруг костра, глядя на закат.

— Ну и что теперь? — спросил Тзэм. — Что мы будем теперь делать?

— Мы вернемся к моему народу, — ответил Перкар. — Мы расскажем о новом договоре с Владыкой Леса, о тех долинах, что он отдал под пастбища.

— Тогда война закончится? — хрипло спросил Ю-Хан.

Перкар озабоченно взглянул на менга.

— Я знаю, многие твои соплеменники погибли, — тихо сказал он. — Немногого стоят мои слова о том, как я о них сожалею.

— Они были воинами, — ответил Ю-Хан. — Они сами пошли на смерть, сами выбрали свою судьбу. Ноя хочу быть уверен — после того, как мы даже помогали тебе против своих родичей, — что оно того стоило.

— Оно того стоило, — ответил ему Нгангата. — Война закончится. Соплеменники Перкара много говорят о сражениях и славе, но на самом деле в душе они мечтают мирно пасти своих коров. А на землях, которые они отвоевали у твоего народа, мира они никогда бы не знали.

— Это так, — согласился Ю-Хан. — За степи, где пасутся наши кони, мы будем сражаться до последнего человека.

— И мы это знаем, — заверил менга Перкар. — Только отчаяние заставило моих сородичей напасть на твой народ. Теперь же мы можем мирно осваивать земли, лучше всего подходящие для пастбищ. Возвращайся к своим, мой друг, и сообщи им, что войне — конец.

— Я рад этому. Мой дядя тоже порадовался бы.

— Твой дядя был хороший человек, великий человек. Я скорблю, что его постигла такая участь.

Ю-Хан слабо улыбнулся:

— Он знал, что скоро умрет. Он знал, что, как только покинет свой остров, погибнет. Ему было видение.

— Тогда почему… — начала Хизи.

— Он был стар, но оставался мужчиной, — объяснил Ю-Хан. — И менгом. Проживи он еще долго, он мог этого лишиться, стать еще одним вьюком, которые возит с собой клан. Мы заботились бы о нем, потому что он был нам дорог, но ему самому такая жизнь была бы ненавистна. Он увидел перед собой дорогу, которая вела его к смерти, но и обещала много славы, много песен.

— Пираку, — прошептал Перкар.

— Да, вы так это называете. И он умер быстро, без мучений, но как подобает воину. Он любил вас всех и был готов отдать за вас жизнь. — Ю-Хан смущенно потупился. — Как и я. Я только прошу вас: не забывайте, где он умер, иногда оказывайте почести его духу.

— Не думаю, что нам легко будет забыть Эриквер, — ответил ему Нгангата. — И я уверен: твой дядя скоро оденется в новые одежды, тело жеребца или сокола.

— Может быть. А может быть, он отправится кочевать по равнинам страны духов со своим старым конем, Огненным Копытом. Где бы он ни был, я уверен, он останется таким же, как был: шумным, неугомонным стариком.