Книга Право на одиночество, страница 108 – Анна Шнайдер

Антон вздохнул.

– Понятно…

– Что тебе понятно? – спросила я тихо, поднимая голову. Антон смотрел на меня, ласково и грустно улыбаясь.

– В первую очередь, что я дурак. Надо было плюнуть на всё и приехать ещё осенью… До того, как ты связалась с этим Максимом. Я ведь… – он запнулся, – я так хотел тебе сказать…

– Сказать что?

Антон, вздохнув, наклонился и, прислонив свой лоб к моему, закрыл глаза.

– Я тебя люблю, пчёлка. Уже очень давно. Наверное, я влюбился в тебя ещё тогда, в институте. Но я слишком боялся серьёзных отношений и не хотел потерять хорошего друга, поэтому не ухаживал за тобой. А потом, когда ты потеряла родителей, я не знал, как к тебе подступиться. Ты изменилась с того дня, пчёлка. И я всё ждал, набирался смелости… Ну вот и проворонил тебя. А у меня, Наташ, последний год никого и не было. Потому что как начинаю с девушками встречаться, перед глазами всё время – ты. Твои глаза, тело, запах. Никто мне не нужен, кроме тебя.

Я молчала. Где-то внутри что-то переворачивалось. Если бы Антон сказал всё это раньше…

Я положила руки ему на плечи, посмотрела в глаза и ответила:

– Ты, наверное, даже не знаешь, что я влюбилась в тебя в первый же день нашей учёбы? Да-да, не смотри на меня с таким удивлением. Я влюбилась, и потом, общаясь с тобой, всё ждала взаимности. Страдала, смотря на твоих девушек. А после смерти родителей… прости, Антон, я, кажется, разучилась любить.

Он схватил мои руки и начал целовать запястья.

– Наташа… Родная моя, любимая, единственная…

Я уже не могла плакать.

– Дай мне шанс, пожалуйста, – прошептал Антон. – Ты ведь любила меня когда-то. Быть может, всё вернётся… Я обещаю, что не буду торопить тебя. Пчёлка, ты нужна мне. Как воздух, как солнце, как небо…

В глазах Антона я видела надежду и отчаяние. Я осторожно прикоснулась пальцами к его щеке…

Почему бы и нет? Возвращаться к Максиму я не хочу. Хватит жить иллюзиями… Ему нужна женщина, которая будет его любить, а не я, постельная грелка. Девочек жалко… особенно Лику… Но ничего не поделаешь.

Пусть я не люблю Антона. Но это сейчас. А ведь раньше любила. И он был единственным человеком, которого я любила – за всю свою 25-летнюю жизнь. Почему бы не дать шанс этой любви вернуться? Я ведь когда-то так мечтала об этом. О взаимности.

– Хорошо, – сказала я. Антон резко выдохнул – видимо, он задерживал дыхание на то время, что я раздумывала, – и его глаза засветились радостью.

– Пчёлка… можно мне поцеловать тебя?

Я кивнула.

Губы Антона были мягкими и почему-то немного солёными, как фисташки. Он целовал меня осторожно, будто боялся, что я исчезну.

И я чувствовала… нежность. Не пустоту, а нежность. Она расцветала во мне, как сирень, наполняла своим ароматом каждый уголок моей души. Словно вернулось прошлое, когда я училась в институте и каждый день смотрела на Антона с затаённой любовью в сердце.

А потом мы сидели в полумраке, и он шептал что-то ласковое, обнимая меня. И не хотелось думать о том, что будет дальше. Я и не думала. Просто прижималась к Антону, слушала его голос и наслаждалась временным спокойствием, воцарившимся в моей душе.

– Ты поедешь со мной?

Антон задавал этот вопрос уже в третий раз, но я всё никак не могла сосредоточиться.

– Куда?

– В Венецию. У меня там серия съёмок на открытом воздухе. Поедешь? Ты ведь никогда не была в Венеции. Там очень красиво, пчёлка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я задумалась. А почему бы и нет? Из «Радуги» я всё равно собираюсь уволиться… Устрою себе каникулы. Да, именно так, венецианские каникулы.

– Хорошо, – ответила я и улыбнулась, увидев реакцию Антона.

– Самолёт через шесть дней, я попрошу своего знакомого быстренько сделать тебе визу. Спасибо, что согласилась… Ты даже не представляешь, насколько это важно для меня.

– Я и не представляю, – сказала я, погладив его по щеке. – Я просто вижу.

Следующие шесть дней пролетели быстрее ветра. Несколько раз звонил Максим, но я не брала трубку. Съездила в издательство и оставила на охране заявление об уходе, попросив передать Громову в первый же рабочий день. Хотела ещё и браслет вернуть, но почему-то не решилась.

Антон всё это время спал на диване и ни разу не пытался соблазнить меня. Я была ему за это очень благодарна, потому что чувствовала – к интимным отношениям я пока не готова.

За два дня до отъезда я увиделась с Миром. Рассказала ему обо всём, что произошло. Он долго молчал, раскуривая свою трубку. Потом выдохнул кучу дыма и спросил:

– Ты уверена, что хочешь уехать вот так – даже не простившись с Громовым и девочками?

Я пожала плечами.

– Мир, я понимаю, что это нехорошо, но… Сам посуди. Как мне смотреть в глаза Лике и Алисе? Особенно Лике. Она ведь даже вторую часть медальона мне отдала, – я дернула себя за цепочку, висящую на шее. – Может, чуть позже, когда первые страсти поулягутся и они поймут, что так будет лучше.

– Думаешь, поймут? – Мир задумчиво наклонил голову.

– Поймут. Они умные девочки. Должны осознать, что отцу нужна любящая женщина, а не девушка для удовлетворения сексуальных потребностей.

– Я не думаю, что ты была для Громова всего лишь такой девушкой, – спокойно сказал Мир. – Но в любом случае – это твоё решение. Только скажи мне, пожалуйста, во сколько вы улетаете через два дня?

Я продиктовала Рашидову номер рейса и время отлёта. Не знаю, зачем ему это понадобилось, но вопросов решила не задавать.

Я всё поняла, когда два дня спустя мы с Антоном приехали в аэропорт. Мир уже ждал нас. И я, извинившись перед Антоном, подбежала к нему.

– Что ты здесь делаешь?

– Решил тебе кое-что подарить, – ответил он, ухмыльнувшись. – Держи.

И Мир протянул мне продолговатый белый конверт. Я нахмурилась.

– Что это?

– Это? Так, безделица. Смотри, девочка моя, сегодня среда. Если вдруг ты решишь вернуться, открой конверт. Но только до следующей пятницы. Потом будет уже поздно.