Онлайн книга «Большое собрание сочинений в одной книге»
|
– О том, что рады приветствовать, говорили. – А больше ни о чем? О том, что я волков снимал и лис для хроники в порядке добровольном? Размаху во мне заложено немалое количество! Волк на меня прет, Витя Болдуинов кричит: «Давай снимай его, снимай!» А как его снимать – он тебя сожрет! Зачем попу гармонь, когда у него кадило есть? Снимал. И как снимал! Волков снимал, медведей, лис… Хочешь, тебя сниму? На память внукам карточку оставишь… Жена моя – Сикстинская Мадонна. Чудо нынешнего века. Красавица неимоверная, имеешь счастье сегодня наблюдать. Требует к себе, сам понимаешь, редкого внимания и жгучей любви, так я ей вчера тортик купил с розочкой, а его кошка съела… – Чего купили? – не понял я. – Посредине розочка, а по бокам листочки кремовые, так кошка их слизала начисто, как бритвой срезала. Он усиленно мешал палкой в баке. Любопытно все-таки, что в этих баках? Вдруг она появилась. Модница. Молоденькая. Да и он не старый, а она совсем молодая, девчонка. Викентий Викторович оставил палку в баке, подбежал к ней. Изгибается, ну форменный артист. Только теперь я заметил, как он тонок, такое впечатление – вот-вот пополам разломится, талия узкая, как будто вовсе живота нет. Движения как у заведенного, чисто шарнирный, весь как на шарнирах. А лицо худющее, будто он сто лет не ел и не спал. – Разрешите представить, – говорит. – Сикстинская Мадонна, моя последняя любовь. – Здравствуйте, – говорю. А жена его сейчас же и ушла. – Шуток не понимает, – вздохнул Викентий Викторович, – ну ты-то, надеюсь, понимаешь, бальзак? Была жена Переметова, теперь моя жена. Я ее у Переметова бессовестным образом забрал. Как ты на это смотришь? – Дело ваше, Викентий Викторович. Он засмеялся: – Факт – мое. Ты просто клад, бальзак! Я на баки смотрел. Он заметил. – Вот где будущее, – говорит. – Научные работы у меня разрабатываются дома, в центре. Он хитро щурился и улыбался. – Что там все-таки такое? – спросил я в нетерпении. Он приложил к губам палец. – Вставай на табуретку, – говорит, – глянь в бак. Палкой покрути. Так и сделал. Кручу палкой, пар валит, только все равно неясно, что в баке. Красная вроде вода. Палкой никак не зачерпнуть. А сквозь пар не видно. Стою на табуретке как дурак и ничего понять не могу. Палкой в баке кручу и прямо с ума схожу узнать, что там. Он хохочет, ржет как лошадь, стал табуретку раскачивать, я слез. – А где ателье? – спросил я. – На другой улице, – сказал он. Викентий Викторович увлек меня в комнату. К моему недовольству, жены в комнате не было. Викентий Викторович сажает меня за стол, а сам идет к буфету. Прищелкивая пальцами, бормочет: – Сейчас мы тебя по-королевски угостим… Сейчас… Сейчас… Мы тебя по-королевски… угостим… – В буфете копается и думает, как бы это меня получше угостить. Приятно, что он так для меня старается! – …Сикстинскую Мадонну мы не будем беспокоить, а то она нам клизму поставит… – Как то есть? – Ну как, вот так! – Он развел руками. – Чудак ты! Я тебе об этом в прошлом году рассказывал. Аналогичный случай есть… Стук каблучков раздавался по всей квартире, и я невольно к нему прислушивался, угадывая, где она. Вот в кухне. В коридоре. В спальне… А он берет из буфета банку варенья и всю банку – хлоп мне в тарелку! Чуть не полная глубокая тарелка варенья! Весь стол обрызгал. «Роза» варенье. И ложку мне дает. Столовую ложку. – Рубай, – говорит, – чтоб все съел. – Как все? – Давай, давай! Я не решался. – Обижаешь, – говорит, – меня обижаешь… – Без чая? – спрашиваю. – С чаем – дома. А в гостях жми! Я взял ложку. Попробовал. Что-то не то. Вкус какой-то не тот. И не сладко. Я еще раз хлебнул. Он смотрел на меня. Два-три лепестка плавали в этой тарелке. – Ну? – спросил он. Весь подался вперед, и улыбка на лице какая-то неприятная. – Вы знаете, – говорю, – это не варенье. Он придвинулся ко мне, уставился на меня, как сова, и говорит: – Так что же это? Я вздохнул, отодвинул тарелку. – По-моему, это вода. Он взял ложку, попробовал. – Ну, парень, какая же это вода! Я тебе принесу сейчас воду! Приносит стакан с водой. – Вот вода, – говорит, – в стакане. А там не вода. Там варенье! Я стал сомневаться. Может, мне показалось? Может, я оскорбил его? Глазею на это варенье как ненормальный. Он как закричит: – Да ты с ума сошел! За кого ты меня принимаешь?! Я еще раз хлебнул. Нет, вода. Провались я на этом месте. Может, в банке и было варенье, но было оно там давно, это точно. Вошла она. Он сразу к ней кинулся, стал ей с таким жаром рассказывать, как я посмел его подозревать и прочее. Он прямо визжал, можно было подивиться его энергии. Как будто вся жизнь его заключена в этой тарелке с вареньем. Я хотел еще раз попробовать, но я уже несколько раз пробовал, даже смешно. – Ты слышишь? – кричал он. – Что мне говорят?! Ты ведь слышишь! А она молчит. Руки на груди скрестила и молчит. – Нет, ты скажи ему! Прямо в лицо скажи! А она вышла. Он вслед ей крикнул: – Женщины уходят, а мужчины остаются! – Эти слова прозвучали очень торжественно и значительно. Я смотрел в тарелку. Я опять начинал сомневаться. Он так орал! Схватился за голову и сидит. – Вот, бальзак, не женись, – говорит, – видишь сам, ни поддержки, ни помощи… – Успокойтесь, – говорю, – не надо так волноваться. – А сам в тарелку смотрю, ведь вода там, вода… А он печальный-печальный: – Сам посуди: чего мне с ней расходиться – красавица. Я ее как есть воспринимаю, так, видишь ли, она со мной хочет расходиться… Я отодвинул тарелку. Нет, я не сомневался, что там вода, хотя все еще не мог представить себе, с какой стати он подсунул мне воду вместо варенья. Он увидел, как я отодвинул тарелку, взял ложку и попробовал. – Ты прав. – Он похлопал меня по спине. – Вода. И как это могло случиться? Ума не приложу! Бальзак всегда был прав… |