
Онлайн книга «Большое собрание сочинений в одной книге»
– Не нужно, не нужно! – закричал я, пытаясь бежать за матерью, но отец схватил меня за руку. – Молчать! – заорал он. – Я здесь командир! – Его можно кому-нибудь подарить, – взмолился я, – зачем же его выбрасывать! – Никто не позволяет тебе делать такие подарки, слышишь ты или нет? И ты мне ответишь сию минуту, как он у тебя появился! – Купил я его, вот он и появился, – сказал я зло. – Молчать! Будь перед отцом тарелка супа, наверняка она полетела бы в мою картину! Слабая надежда оставалась – вытащить пистолет обратно из уборной. Как-нибудь, может быть, удастся его оттуда вытащить… – У кого ты его купил? – спросил отец. – Откуда я знаю, шел по улице, какой-то тип продавал пистолет, я у него и купил. – Имей в виду, – сказал отец, чувствуя, что ему от меня ничего не добиться, – имей в виду, разговор будет серьезным и беспощадным! Он давно назрел. Что будет с тобой дальше? Именно последних слов я и ждал. Они мне последнее время крепко надоели. В этом и заключается его беспощадный разговор, ничего себе! – Так что же все-таки с тобой будет? – повторил он, не услышав от меня ответа. – То же, что и со всеми, – сказал я. – Ты себя ко всем не причисляй! – А я и не причисляю. Он как будто хотел меня ударить, но сдержался. – Со всеми не происходит того, что с тобой, – сказал он. – У всех нормальные дети, порядочные сыновья. Они не портят кровь родителям, не ходят вверх ногами, а ты ходишь вверх ногами уже продолжительное время, да, да! Другого тут слова не подыщешь. Ничего вокруг себя не замечая, ты губишь и себя и родителей. Что ты отмочил на стене, зачем? Объясни мне, по какому праву ты сделал из комнаты свинарник, превратил стенку в безобразное зрелище? Объясни мне, отчитайся, ответь за свои поступки… – Все равно будет ремонт, – сказал я. – Если было бы все равно, люди лазили бы в окно, – сказал он. – Ее всю заклеят обоями, – сказал я, – стоит ли волноваться… – А где ты взял пистолет? – Купил. – Зачем? – Просто так. Отец подумал и сказал: – Что у тебя изображено на стене? Безобразие, какое только можно себе представить! Я молчал. – Ничего там не изображено! Ничегошеньки там нет, но у тебя хватило терпения всю ее замалевать, живого места не оставить! Чудовищный ты тип, хулиган, и больше ничего! Я молчал. – Разговор будет серьезный, имей в виду! – сказал он, не отрывая взгляда от стены. – Не так уж это плохо нарисовано, – сказал я. Он вскочил, подбежал к стене, ткнул в стену пальцем: – Это?! – А что? – Бандит! – погрозил он мне пальцем, измазанным в краске. Вошла мать. Косило ее, как никогда. Ни с того ни с сего она сказала: – Ведь я была у знаменитого Павлова, невропатолога, и он даже меня не осматривал, а сразу посоветовал не расстраиваться. Идет в свою комнату, скрипят пружины кровати. Оттуда я слышу: – Павлов мне сказал: вам нельзя расстраиваться, вам нужно больше спать. – Бессовестно ты поступаешь с матерью! – Отец натягивает на голову свою неизменную брезентовую фуражку, собирается уходить. Мне хочется остановить его, пойти с ним, но как это сделать? – …Знаменитый невропатолог Павлов… нервная система человека… Никто ее не слушает. – Не уходи, отец… – Откройте дверь профессору! – кричит мать. – Когда меня не косило, я открывала двери каждую минуту! Да, это Шкловский, профессор. Ни я, ни отец звонка не слышали. Отец снимает фуражку. Профессор Шкловский прошел к матери в комнату, а мы с отцом остались сидеть в столовой. Стояла перед нами стена – картина. Невольно смотрел на нее отец, и лицо его хмурилось. Но было и другое выражение на его лице. Труднообъяснимое… Он ждал Шкловского, держа фуражку на коленях. …Профессор Шкловский отвел отца в сторону. – Я должен вам кое-что сообщить, – сказал он побледневшему отцу, – считаю своим долгом. – Что-нибудь серьезное? – встревожился отец. – Неужели что-нибудь серьезное? – Скажите, сколько времени ее косит таким образом? – Месяца два… – сказал отец упавшим голосом. – Она не перегружала себя физически, не поднимала тяжестей? – Ну что вы… я бы не посмел… – Видите ли… – сказал профессор, – по моему мнению, она совершенно здорова. Я трачу свое время, вы тратите деньги, я смею заявить: она нисколько не больна. – Как?! – У отца был растерянный вид. – Вполне возможно, она сама верит в свою болезнь, но это, как вы сами понимаете, другое… – Я ничего не понимаю, – сказал отец. – Представьте, такое случается. Мне приходилось наблюдать, – вздохнул профессор. – Что случается? – Лень элементарная. Простите, эгоизм… – Я вас не понимаю. – Мне некогда. Денег, прошу вас, не надо. Ни в коем случае. Он взял с вешалки шляпу. – Я в полном обалдении, – развел отец руками. – Здесь я вам не помощник, – сказал профессор. – Объясните мне, все объясните, – сказал отец. – Ну, что вам объяснять, – сказал профессор, – это долго. – Не долго, – сказал отец. – Долго, – сказал профессор. – Это у нее внушение? – спросил отец. – Это другой случай, – вздохнул профессор. – Другой? – сказал отец. Вид у него был жалкий. – Женщины требуют к себе внимания, – отвечал профессор, пытаясь пройти, – они многого требуют. Однообразная домашняя работа их утомляет, они ищут выхода, находят его по-разному… – Не хотите ли вы сказать, что жена моя вполне здорова? – сказал отец, загораживая дорогу. – Вот именно это я и хотел вам сказать. – Доктор, вы не шутите? Я своим ушам не верю! Ведь были врачи! Массажист Кукушкин брал по пять рублей в день! Он накладывал ей горячий парафин на спину, он месяц накладывал ей парафин на спину, профессор! – Кукушкин ей не нужен, – сказал профессор. – Кукушкин брал по пять рублей, – повторил отец. – За что же он их брал? |