Книга Зеркала, страница 19 – Мария Покусаева

Я вдруг поняла, что там, в библиотеке, мне ничего не сказали про мой наряд. Кондору все равно или… или это такое проявление вежливости?

Кондор повернулся ко мне и бесцеремонно сунул руку в карман своего сюртука, ни капли не смущаясь тем, что этот самый сюртук в этот момент был надет не на нем.

– Держи булавку, – с усмешкой сказал он, протягивая мне небольшие кожаные ножны.

В них оказался нож, маленький, чуть длиннее моей ладони от запястья до кончиков пальцев. Загнутое лезвие, заточенное с внутренней стороны, напоминало не то серп, не то коготь хищника.

Совсем не булавка.

Я моргнула и поняла, что мне страшно.

Это тебе не кровь в больничке сдавать, дурочка.

– Что я… – я подняла взгляд на Кондора.

– Что ты должна делать? – мягко подсказал он.

– Ну… да. – Я дотронулась острым кончиком ножа до подушечки большого пальца. Страшно. – Чертить какие-то символы или…

Кондор покачал головой.

– Ничего такого. Просто положи руку на раму. Вот так. – Его пальцы легли на один из металлических завитков. – И попытайся представить то, что хочешь увидеть. Или кого хочешь. Найди свой маяк. – Кондор улыбнулся. – И сама к нему выйдешь.

Я моргнула.

– И все?

– Ну… – Его взгляд скользнул по ножу в моей руке. – Остальное – уже моя работа.

Я разочарованно хмыкнула, демонстративно взвешивая нож в руке.

– Что? – ласково спросил Кондор, наклонив голову набок.

– Я ожидала сложных ритуалов и заклинаний, – призналась я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

Почти дерзко.

– Сейчас в них нет нужды, – маг ухмыльнулся, чуть вздернув подбородок.

Кажется, он понял, что я болтаю, чтобы оттянуть неприятный момент, и нашел это забавным.

Стальной коготь замер над моей кожей.

– А если ты мне врешь? – спросила я. – И все, что я увижу, будет только иллюзией?

Кондор скрестил руки на груди, вздохнул и демонстративно закатил глаза, словно спрашивал у местных духов, за что ему это все. Будь его воля, он, кажется, еще бы и головой о зеркало побился.

– У меня нет причин тебе врать, – устало ответил волшебник. – Если бы я хотел задурить тебе голову, выбрал бы куда менее затратный для себя способ. Не потащился бы сюда в мороз. Не стал бы использовать сакральное пространство. И не заставлял бы никого резать руки, – холодно перечислил он и добавил почти обиженно: – Но, конечно, ты можешь мне не верить. Полностью твое право.

Направленный на меня взгляд был хмурым.

Я сжала лезвие ножа в руке и вытащила, рассекая себе ладонь быстро и глубоко, наверное, глубже, чем надеялась. Тут же стало горячо, липко и больно, алое проступило между пальцев, потекло по запястью, а я так и стояла с разведенными в стороны руками, сжимая в правой рукоять ножа.

Кондор забрал нож, не без труда разжав мои побледневшие пальцы.

Он ничего не сказал, но осторожно приобнял за плечи, подталкивая вперед. И руку мою, испачканную в крови, он тоже сам к раме приложил, накрыв своей рукой.

«Как трогательно, – успела подумать я. – Это он поддержать пытается или боится, что я сбегу?»

А потом я снова услышала звон, и мир начал меняться.

Цветные пятна уцелевших стеклышек в витражах, блики света, камень и металл, тени в углах – я видела это все, но каким-то другим, более четким, более ясным. Мое испуганное бледное лицо в зеркале показалось чужим. Мелькнула где-то под самым потолком тень, стремительная, как ласточка, и воздух вокруг застыл, замерз и замер весь, от пола до верхней точки стеклянного купола вместе со всеми пылинками, снежинками, бликами и тенями.

Мир вокруг рухнул, все пылинки, все блики, вся снежная взвесь, все полетело вниз – и я тоже рухнула туда, в глубину зеркала, уже не помня ни о боли в руке, ни о маяках, ни о том, что так и не спросила, как мне отсюда выбраться.

***

Мама что-то готовила на кухне.

Кухня была крошечной – три шага туда-сюда.

Часы на микроволновке показывали половину десятого.

Значит, это завтрак.

Я видела мамину спину, локти, бантик на поясе фартука, то, как двигается рука с ножом – вверх, вниз, вверх, вниз, как идет пар из-под крышек. Стол, такой же маленький, как и кухня, был накрыт на троих очень тщательно. Так делают люди, для которых важно собрать всех вместе в один момент, и не важно, каких усилий это стоит. Я знала, что будет дальше, очень хорошо знала, могла бы даже вести счет по секундам. Вот сейчас мать повернет голову – есть, крикнет что-то, не выпустив из руки ножа, – сделано, поднимет крышку, помешает, что-то поставит на стол, что-то с него уберет, что-то переложит, перепроверит – сделано. Все как по расписанию.

Я ненавидела это всю жизнь, все эти домашние ритуалы, салфетки, приборы, просьбы передать соусницу, которая вообще непонятно зачем нужна на этом крошечном столе, пустые разговоры, в которые тебя пытаются втянуть, но сейчас вдруг очень захотела туда. К салфеткам и соусницам. И даже к разговорам.

Ко всей этой игре в благополучную и дружную семью, в которой принято молчать за завтраком или говорить о погоде.

К неудобным для меня вопросам, к придиркам младшей сестры, к звукам телевизора, который за едой смотрел отец – деловые каналы, скучную и нудную болтовню об экономике.

Кстати, о сестрах.

Она появилась как обычно медленно, заполняя своим присутствием все пространство, и застыла напротив меня. Я поняла, что смотрю из зеркала на стене, над столом, оно круглое, декоративное, не слишком нужное, привезенное откуда-то из отпуска – бесполезная вещица, к тому же безвкусная и висит не на месте. И вот пригодилась, надо же.

Лицо моей младшей, очень похожее на мое собственное, было прямо перед моим лицом настолько близко, что я на секунду испугалась, а не видит ли она меня. Нет. Конечно, нет. Она смотрела на себя и только на себя, на четкие стрелки, от которых ее глаза казались хитрыми, а она сама – чуточку более взрослой.

Она налюбовалась, хмыкнула и отошла в сторону, поправляя бархатный чокер. Удивительно знакомый, надо сказать.

Она даже дома одевалась так, словно готовилась, как любила говорить, выйдя за хлебом, встретить свою судьбу.

В последние полгода эта судьба должна была воплотиться в готическом принце, и, кажется, в мое отсутствие кто-то набрался наглости и добрался до моих старых вещей на антресолях.

Не то чтобы мне было жалко, но…

Мир подернулся рябью и начал расплываться, словно кто-то кинул камень в воду, и пошли круги один за другим.

Один за другим – во все стороны от точки падения.