Книга В интересах государства. Аудиториум, часть 2, страница 16 – Алекс Хай

– Ага.

– Красивая. Редкая, наверное.

– А то! Зебра. Папа подарил. Ну как подарил – отвел в зоолавку, дал денег и сказал, что могу выбрать любую. Вот, выдержала в карантине и запустила сегодня к остальным. Сожрать не должны.

Оля всегда рассказывала о своих любимцах с такой увлеченностью, что я и правда начинал убеждаться – с людьми ей будет сложнее. Теперь осталось упросить отца все-таки позволить ей получить образование и заниматься этим на более серьезном уровне. В конце концов думать о благополучии рода и деньгах должен был я – на правах наследника. И мне хотелось подарить сестре побольше свободы. Ибо ей еще не раз придется повиноваться нашей воле.

– Где отец, кстати? – спросил я, оторвавшись от аквариума.

– В кабинете. К нему приехал Матвеев. Боюсь, это надолго.

– О да.

Я вернулся на диван и взглянул на часы – без четверти полдень. Когда приезжал Матвеев, они могли засидеться в кабинете до самого вечера лишь с кратким перерывом на обед.

Максим Романович Матвеев был нашим поверенным: ведал делами, решал юридические вопросы и всячески помогал отцу. Сухонький дедушка с живыми глазам, острым умом и вечным кожаным портфельчиком. И всегда привозил Оле сладости из кондитерской Абрикосова. Пусть одну маленькую баночку конфет – но всегда. В детстве Оля ждала его как Деда Мороза.

– Мне тоже налей, пожалуйста, – попросила сестра, достала из серванта чашку и устроилась рядом.

– С каких пор ты у нас перешла на кофе?

– Да я так, немножко. Просто спать хочется ужасно… Ох уж эта погода. Скорее бы уже пришла настоящая зима – чтоб с сугробами и без ветра.

Я бросил взгляд в окно. Похолодало, минусовая температура держалась уже больше суток. Вчерашний снег так и не растаял и лежал на опавших листьях тонким ковром. Можно было попробовать вытащить Олю прогуляться – хотелось почаще бывать с ней перед отъездом. Но, зная ее нелюбовь к холоду, я не стал этого предлагать.

Я разлил кофе по чашкам, а сестра достала из складок платья какой-то небольшой предмет, похожий на шкатулку.

– Что это?

– Максим Романович привез. Говорит, новый десерт, – Оля выставила на стол небольшую жестяную коробочку с портретом очень красивой женщины в богатом одеянии. – Засахаренные фиалки. Любимое лакомство легендарной австрийской императрицы Сисси! Сейчас по этим сластям сходит с ума весь Петрополь. Попробуешь?

– Рискну.

Не знаю, от чего была в восторге эта императрица Сисси, но я прикола не понял. Ну сладко, ну вкусно, но не так чтобы очень… А вот Оля, казалось, прониклась. Наверняка это все было грамотным маркетинговым ходом. Вряд ли бы она разделила все эти восторги, не знай она красивой легенды.

Не успел я допить свою чашку, как со стороны «рабочей» части дома – где располагались отцовский кабинет и библиотека – послышался шум. Захлопали двери, до нас донеслись шаги и голоса. Оля взглянула на часы.

– Хм, быстро они. Даже до обеда управились. Даже странно.

Я ожидал, что отец проводит поверенного к машине, но, к нашему с сестрой удивлению, они прошли в гостиную.

– Михаил Николаевич! – обрадовался дедуля, увидев меня. – Как же давно мы не виделись! Рад встрече, ваше сиятельство.

Я поднялся и шагнул навстречу, чтобы пожать ему руку.

– Максим Романович, – улыбнулся я. – Действительно, в прошлый раз виделись только на похоронах, да и то мельком.

– Ужасный повод для встречи… – севшим голосом отозвался поверенный. – Но примите мои поздравления. Аудиториум подарит вам замечательные перспективы. Я безмерно горд, что служу семье, чей отпрыск достигнет таких высот.

– Максим Романович, не хвалите юношу сверх меры, – прервал поток сладких речей отец. – Михаилу сперва нужно продержаться в этой мясорубке хотя бы один семестр. Вот после весенних каникул и поговорим.

Оля хотела было позвать слуг, чтобы те сервировали стол дополнительными чашками, но отец, угадав ее мысли, жестом остановил сестру.

– Оленька, не хлопочи. Михаил, присоединись к нам в кабинете, пожалуйста. Мы обсудили твою идею и хотим поделиться размышлениями.

Я уставился на сестру. Она явно не понимала, о чем шла речь. Видимо, отец решил не обнадеживать ее раньше времени.

– Тогда и ей все расскажите, – настоял я.

– Не рановато ли?

– Отнюдь. Я скоро уеду, а Оля может тебе помогать. И тебе подспорье, и ей радость. Если ваши расчеты обнадеживают, конечно.

– О чем вы? – удивилась девушка.

Я улыбнулся и подмигнул отцу.

– Давайте все же попросим еще кофе и обсудим все здесь. Как раз все в сборе.

Отец недолго колебался и, наконец, согласно кивнул.

– Хорошо. Обсудим вместе. Но у меня есть предложение поинтереснее. Дети, одевайтесь. Прокатимся в Лепсари. Осмотрим владения и освежим воспоминания. Там все и расскажем.

Оля с недоумением переводила взгляд с меня на отца.

– Что же вы задумали?

– Беги наверх кутаться, – улыбнулся я. – Как раз успеем вернуться к обеду, если поторопимся. Тебе понравится.

* * *

Лепсари была одной из деревень, что принадлежали нашему роду уже несколько столетий. Это ингерманландское поселение было известно еще с начала XVI века, но здорово пострадало в Северную войну и было отстроено заново. Стоящая на одноименной речке, сейчас эта деревня насчитывала примерно пятьдесят дворов. После отмены Крепостного права многие местные остались здесь, а позже, когда сюда докатился промышленный бум, стали работать на дело нашей семьи.

Здесь же на протяжении многих лет добывался торф, а когда месторождение иссякло, местным наверняка стало туго. Отец не препятствовал развитию хозяйства и позволял арендовать дополнительные земли по выгодной ставке. Быть может, это отчасти и вредило нашим доходам. Но когда ты бок о бок живешь с семьями, которые знаешь десятилетиями, сложно думать об одной лишь выгоде.

Наши с Матвеевым автомобили припарковались на дальнем краю деревушки. Я помог Оле выбраться, и она с любопытством оглядывалась по сторонам.

– Да уж, давненько я тут не бывала. Почти ничего не изменилось.

Я же глядел на Лепсари и сравнивал эту деревню с воспоминаниями о ней же из своего мира. Там, где я родился, здесь была огромная свиноферма, ингерманландцев уже и след простыл, да и в целом впечатление складывалось более депрессивное.

Эта версия Лепсарей нравилась мне куда больше – добротные дома с большими дворами, ровные укатанные дороги, даже магазинчики были похожи на семейные лавки, а не на пристанище местных алкашей.

Все-таки в этом мире было много чего, во что можно было влюбиться. Много того, что мой родной мир утратил.

Отец собрал нас и повел по укатанной дорожке в сторону от реки – туда, где раньше работала техника, а сейчас остались лишь ряды чуть запущенных прудов с заросшими берегами.