Книга В интересах государства. Орден Надежды, страница 64 – Алекс Хай

— А тебя мне как называть? — обратился я к язвительному типу.

— Нерон.

— Поэт? — усмехнулся я. — Или матушку зовут Агриппиной?

— Дом сжег, когда проснулась Благодать, — ответила за него Грасс.

Старшекурсник осклабился.

— Я и правда хорош в поджогах. Люблю жить с огоньком.

Миленько. Главное, чтобы с матушкой не то самое, а то в исторических статьях про императора всякие ужасы писали…

Нерон-студент выглядел довольно взрослым. Я бы дал ему последний курс. Это подтверждало и то, что он позволял себе определенные вольности в одежде. Ботинки щегольские, коричневые, явно не по уставу. Ухмылка на красивой, но неприятной роже — с превосходством, да и рубашка не форменная. Явно дороже и вроде из шелка. Точно выпускник. Только эти считают себя схватившими Бога за бороду.

Парень с бугристым лицом наклонился к моему уху.

— Я — Шкура.

— У вас все прозвища шутливые? — изумился я. — Вроде же серьезным делом занимаетесь.

— Нужно же хоть как-то пар выпускать, — сказала Анька и представила двух девушек. — Это Клико и Рыба.

— Боюсь спрашивать.

Рыба, к слову, была весьма симпатичной: стройная фигурка, длинные ножки, благообразное лицо приличной гимназистки, но глаза… масляные, многообещающие. Дескать, девушка приличная, но до поры до времени. И явно тоже из “старшаков”.

Клико, судя по всему, вдовой не была. Либо уважала шампанское, либо имела какие-то французские корни. А может был в анамнезе какой-нибудь дурацкий случай.

— Прежде чем задашь вопрос, — сказала девушка, поймав мой заинтересованный взгляд, — мне подбило глаз пробкой от игристого. Едва не потеряла.

Я пожал плечами.

— Что ж, это все объясняет.

Клико казалась самой обычной серой мышью — простоватое, но довольно миловидное лицо, слегка полновата в руках и бедрах, блузка и китель застегнуты на все пуговицы. Девчонка явно с комплексами, особенно на фоне остальных ярких девиц. И, кажется, я как-то видел ее болтавшей с Хруцкой. Значит, третий курс?

А еще от нее неуловимо фонило той самой энергетикой, какой лучились многие лекари. Что-то теплое, уютное, безопасное… Значит, еще и целительница. Что ж, такая специализация определенно была ей к лицу. Лекари всегда держались за спинами боевиков, хотя бывали исключения. Но эта Клико явно была зажатой. Что же привело ее в Орден Надежы?

— Господа, у нас мало времени. Увы, сейчас не до разговоров, — Мустафин замахал рукой, призывая всех собраться в круг. — Счастье, Горький, вы все подготовили?

Двое парней — один совсем юный, а второй явно “старшак”, оторвались от какого-то ящика.

Если Горький мог вполне оказаться каким-нибудь Сахаровым, то Счастье тогда кем был? Горемыкиным? Или у прозвища была другая предыстория?

Я украдкой изучал этих двоих, стараясь, чтобы остальные не заметили моего чрезмерного интереса. Сейчас, пока ритуал не случился, я все еще не был частью их круга и потому не заслуживал доверия. За меня вписался Мустафин, возможно, Грасс была “за”. А остальные наверняка знали обо мне немного — слабокровка, из рода с угасающей Благодатью и с позорным гербом, но… обладатель родовой силы.

Как возможный боевик я мог быть им интересен, да и происхождение мое намекало на то, что моя семья настрадалась от заносчивых аристократишек. И все же я бы на их месте хорошенько проследил за кандидатом в заговорщики. Но раз я был здесь, значит, большой угрозы они во мне не видели.

Зря. Ох как зря…

— Магистр, все готово, — отчитался тот, что был помоложе.

— Спасибо, Счастье.

Ага, значит, его напарник — Горький. Вряд ли в честь Максима Горького — я о нем в этом мире ничего не слышал.

— Прошу всех встать в круг, — распорядился Мустафин. — Все сняли артефакты?

Студенты кивнули. Лишь Грасс, встретившись с недоверчивым взглядом куратора, спохватилась и отцепила от уха маленькую сережку в форме черепа. Завернув артефакт в носовой платок, она убрала его в карман.

— Теперь точно все, — сказала Грасс. — Можем начинать.

Интересно, зачем требовалось убирать артефакты? Хруцкая пока ничего такого не рассказывала. Может они могли как-то повлиять на носителя при ритуале? Но ведь ради этого их и создавали — усиливать, защищать, помогать…

Ладно, разберемся.

Я молча наблюдал за действом. И пусть участники не носили мантий с капюшонами, не пели призывные гимны на латыни, но все равно в этой заваленной барахлом комнате воцарилась атмосфера таинственности. Еще на мозг давил непроницаемый купол: этот сделали таким плотным, что даже внутри него дышалось тяжело. Плата за безопасность. Но насколько надежную?

Горький подал Мустафину металлическую чашу и небольшой нож, похожий на скальпель. Куратор прошелся по лезвию огненным заклинанием, видимо, чтобы стерилизовать предмет.

Понятно, значит, будем кого-то резать. Хорошо бы не меня и не насмерть. А то от этих отбитых революционеров я уже ожидал чего угодно.

Мустафин принялся говорить что-то по-гречески. Увы, я еще не настолько поднаторел в этом языке, поэтому разобрать всю длинную тираду не смог. Было похоже на старое заклинание, но таким нас в Аудиториуме не учили.

— …Και αφήστε τα ρεύματα να ενωθούν. Αφήστε το αίμα να αναμειχθεί και να σχηματίσει ένα νέο, — громким шепотом вещал Мустафин, сосредоточившись на чаше. Я понял, что он сперва зачаровывал сосуд — вспышка Благодати ударила по моим защитам. — Αφήστε το νέο αίμα να αντικαταστήσει το παλιό και να μας κάνει αόρατους στα μάτια των εχθρών.

“…И пусть потоки соединятся воедино. Пусть смешается кровь и образует новую. Пусть новая кровь заместит старую и сделает нас невидимыми для очей недругов…” — примерно таким был перевод заклинания.

Прочитав эту литанию, Мустафин кивнул Счастью, и парень вышел первым. Закатал рукав левой руки, протянул ее над чашей. Куратор передал чашу Горькому, а сам аккуратно рассек кожу на внутренней стороне предплечья у Счастья, ближе к запястью. Резал по вене.

Счастье болезненно поморщился, но не проронил ни звука. Лишь твердо удерживал руку над чашей, пока в нее лилась его темная густая кровь. Горький ободряюще кивнул младшему товарищу, и я увидел в его глазах фанатичный огонек. Кем бы он ни был, как бы его ни звали по-настоящему, он явно был очень хорошо замотивирован на борьбу. И раз ему доверили чашу и подготовку, значит, занимал в ячейке не последнее место, хотя говорил меньше всех.