Книга Дикарь и леди, страница 29 – Виктория Дал

— Ты дьявольски красива, моя милая.

Она едва заметно нахмурилась:

— Почему ты всегда это говоришь?

— Потому что это чистейшая правда.

— Ты научился говорить комплименты во время своего пребывания во Франции?

— Но это вовсе не комплимент! Просто я люблю говорить правду.

— Но я ведь слишком худая, — заметила Марисса. — Возможно, я немного привлекательная, но вовсе не красавица.

— Ты в каком-то странном настроении сегодня вечером, — сказал Джуд. — Я не хочу вмешиваться в ваши с мисс Сэмюел дела, но, похоже, у нее что-то не складывается, не так ли?

— Да, ты прав, — со вздохом ответила Марисса. Они вышли на террасу, и она добавила: — Видишь ли, я убедила ее в том, что твои поцелуи вскружили мне голову и породили нежные чувства.

— И поэтому ты не в настроении? — удивился Джуд.

— Нет, дело вовсе не в этом. Дело в том, что мистер Данвуди в каком-то смысле выделял Бет до тех пор, пока не увидел ее кузину. И сейчас он не видит никого, кроме Нанетт, хотя Бет гораздо симпатичнее. К тому же она добрая и умная. Но Данвуди ее совершенно не замечает. Поэтому я… Ах, я готова задушить его! И эту проклятую Нанетт — тоже!

Джуд внимательно посмотрел на Мариссу. «А ведь она говорит вполне серьезно», — подумал он, сначала ему показалось, что она шутит. Улыбнувшись, он спросил:

— Значит, тебе не нравится, что мистер Данвуди получает удовольствие от флирта с хорошенькими девушками?

— Но Бет тоже хорошенькая девушка, — заявила Марисса.

— Да, согласен. Но выходит, ты осуждаешь мужчин за то, что их привлекают красивые наряды девушек. Ведь у этой Нанетт очень красивое платье, верно?

Марисса насупилась и пробурчала:

— Ему все нравилось в Бет, пока не встретил ее кузину. Так что дело вовсе не в нарядах.

— Ну, если ты так считаешь… — Джуд осторожно прикоснулся к ее волосам. — Мне очень нравится эта твоя прическа, mon coeur. Кажется, я смогу распустить твои волосы легким движением руки.

Марисса тихонько вздохнула; она тотчас же забыла о своем гневе. Джуд наклонился, чтобы поцеловать ее, но на сей раз он не спешил. Они целовались долго, целую минуту. Когда же поцелуй их наконец прервался, она прислонилась к его плечу и прошептала:

— Если честно, Джуд, то меня беспокоит вовсе не это.

Он осторожно приподнял ее подбородок и заглянул ей в глаза:

— Дорогая, что случилось?

— Я получила еще одно письмо от Питера Уайта.

— Чего он хочет? — проворчал Джуд.

— Хочет встретиться со мной сегодня вечером у конюшен.

Джуд еще больше помрачнел.

— Когда именно? В какое время?

Он невольно сжал кулаки.

Марисса положила руку ему на плечо.

— Джуд, успокойся. Мне действительно надо поговорить с ним. Но я хочу, чтобы ты пошел со мной. Уайт хочет встретиться со мной в десять часов.

— Но о чем тебе с ним говорить? Дорогая, если хочешь, я могу пойти один. Поверь, я сумею убедить его в том, что он должен оставить тебя в покое.

— Нет, я хочу поговорить с ним, — заявила Марисса. — Видишь ли, скоро будет полная определенность. Я не собиралась говорить тебе об этом, но у меня… побаливает живот.

— Тошнота по утрам? — Джуд взглянул на нее с беспокойством.

— Нет-нет, не то. — Марисса покачала головой. — Но дело в том, что через день или два я буду знать все точно. Вот я и подумала: надо именно сейчас серьезно поговорить с Уайтом.

— Да, понимаю, — кивнул Джуд. — Возможно, он оставит тебя в покое, если узнает, что у него никакой надежды не остается. Что ж, договорились. Я обязательно пойду с тобой. Между прочим, сейчас почти десять.

Когда они направлялись к конюшням, Марисса вдруг спросила:

— Джуд, а как ты жил в доме своей матери?

Он с усмешкой пожал плечами:

— Ну, поначалу я ничего не понимал. То есть не понимал, что дом матери особенный. Там, как и в любом другом доме, были слуги, гости, званые вечера… В общем, замечательное место, хотя иногда совсем не идеальное для маленького ребенка. Моя мать частенько отсылала меня в деревню вместе с няней, и мне было очень одиноко без нее. Ведь от матери исходили… тепло, мудрость и веселье.

— Неужели все было так хорошо? — удивилась Марисса.

— Ну, не всегда. Иногда случались потасовки с соседским мальчишкой, называвшим мать различными именами. Но в общем… В общем-то я был в детстве счастлив и любим, — подытожил Джуд.

Марисса внимательно посмотрела на него:

— А что было, когда тебя отправили жить с отцом? Ты ведь воспитывался в его доме, разве не так?

— Да, верно, — пробурчал Джуд, нахмурившись.

Сжав его руку, Марисса прошептала:

— Ах, прости…

Джуд с усмешкой покачал головой:

— Нет-нет, ты не поняла. В целом все у меня было замечательно. Отец женился, когда мне было три года. А когда мне исполнилось восемь, он послал за мной. Моя мать, разумеется, не могла сказать «нет» — ведь он признал меня с самого начала. Между прочим, мать постоянно напоминала мне о том, что я должен быть ему за это благодарен. Так что можно сказать, я в детстве вел жизнь сына герцога…

— А герцогиня? Как она к тебе относилась?

— О, она все прекрасно понимала. Разумеется, она не могла меня любить, но и не была ко мне жестокой. Очевидно, меня спасало то, что я родился до того, как они встретились, — иначе все было бы по-другому. А мои сводные братья относились ко мне как к старшему кузену, и мы были довольно близки. Я мог бы считать себя счастливым, если бы не тосковал по дому.

Марисса вдруг остановилась и, повернувшись к нему, тихо сказала:

— Я очень сочувствую тебе, Джуд. — Она провела ладонью по его щеке. — Мне даже трудно представить, что было бы со мной, если бы меня отправили куда-нибудь…

Он негромко рассмеялся:

— Но ведь многих мальчишек отправляют в школу в этом возрасте.

— И я уверена, что все они страдают от этого, — заявила Марисса. — А твоя бедная мать… Наверное, она очень тосковала.

Джуд расплылся в улыбке:

— Что же до матери, то мы с ней всегда были близки. И вообще эта история имеет счастливый конец.

— Вот и хорошо.

Марисса тоже улыбнулась.

Джуд, не удержавшись, поцеловал ее. Возможно, ему следовало сдержаться, но он ничего не мог с собой поделать. Более того, если бы не предстоящая встреча с Питером Уайтом, то он бы распустил сейчас ее волосы, а затем подхватил бы на руки, отнес в конюшню и уложил бы на сено. Он должен был сделать так, чтобы Марисса полюбила его, — независимо от того, беременна она или нет.