Книга Катя едет в Сочи. И другие истории о двойниках, страница 7 – Анна Матвеева

В музей писателей Урала Юля тогда прибежала сразу после экскурсии в Храм на Крови. Была очень расстроена, потому что в храме её отчитали за то, что «отбирает хлеб у местных гидов». Хотелось, чтобы Паша пожалел, посочувствовал, но он, как назло, спешил домой: у Алёниной мамы был день рождения.

– А ты сиди здесь сколько хочешь! – Паша бросил на стол ключ от своего кабинета. – Потом оставишь на вахте. Всё, я поскакал!

Поддёрнул штаны неловким движением (для кого-то – смешным, для Вогулкиной – любимым), чмокнул в губы и был таков.

Юля осталась в чужом, но при этом невыносимо родном (ведь Пашин!) кабинете – не столько обиженная, сколько разом обессилевшая. Вокруг не было ничего интересного: это вам не иностранный фильм, где даже второстепенный персонаж имеет на рабочем столе фото любимой жены. К тому же эта Алёна, ухо окаянное, пренебрегала соцсетями, так что Вогулкина только гадать могла, как она выглядит.

Представила её с лицом своего двойника – вёрткую, большеротую, волосы бараньим руном. Отогнала видение, как муху. И уже совсем поднялась было с места, чтобы идти домой, когда в дверь постучали.

Грифельно-серый на этот раз костюм, галстук в тон, расстёгнутое длинное пальто. Губы над пиковой бородкой расползаются в улыбке.

– О! – сказал Ясной. – Теперь-то я вас точно ни с кем не перепутаю. Здравствуйте, Юлия Ивановна! – (Опять она стала Юлия Ивановна!) – А вы здесь какими судьбами?

Оказалось, что Зязев назначил Олегу Аркадьевичу важную встречу в музее и забыл о ней с той же лёгкостью, с какой на неё согласился.

– Мне нужна краеведческая справка о писателе Саливанчуке, – сказал Ясной, недовольно обшаривая взглядом кабинет.

– Сейчас всё узнаем. – Вогулкина от радости, что можно позвонить Паше на законных основаниях, кинулась за телефоном с такой прытью, что запнулась о чугунный бюстик Бажова, стоявший на полу.

И легла плашмя.

Ясной поднял Вогулкину с пола. Отряхнул от пыли. Прикосновений его пальцев Юля почти не чувствовала. Может, потому что всё болело?

– Руки-ноги целы? Ну-ка пошевелите вот так пальцами.

Осмотром остался доволен:

– Жить будете. Но с синяками. В ближайшее время.

– А вы ещё и врач, разумеется, – простонала Вогулкина.

– Окончил два курса медицинской академии. Кое-что помню.

Юле после подножки Бажова звонить кому бы то ни было расхотелось. Павел Петрович как-то очень быстро вернул её с небес на землю.

– Не беспокойтесь, Юлия Ивановна, – сказал Ясной. – Я сам ему сейчас наберу. Я ведь, знаете, уже почти дописал ту книгу, про Дом Чекистов. Придёте на презентацию? Их будет как минимум три: в Доме книги на Валека, в музее каком-нибудь, ну и в Москве обязательно.

Говоря всё это, Олег Аркадьевич расхаживал по кабинету Паши, зорко вперяясь взглядом то в часы (ничем не примечательные!), то в календарь с красным «окошечком». Вёл себя как человек, который что-то потерял в этом кабинете, но не теряет надежды найти.

У Юли страшно болели правое колено и правый локоть, она мечтала теперь уже только о том, чтобы уйти отсюда – и увести с собой Ясного от греха. Но он, похоже, никуда не спешил.

– А вот у вас здесь чайник даже имеется, – удивился гость. – Сообразим по чашечке?

Юля хотела признаться наконец, что она здесь не работает, а оказалась в Пашином кабинете исключительно благодаря своей глупой влюблённости. И всё же промолчала. Похромала набирать воду из кулера, но Ясной галантно отобрал у неё чайник.

– Сидите, вы же раненая!

Пальто своё длинное он, между прочим, так и не снял, хотя в кабинете было тепло. И Юле вдруг померещилось, что подклад при ходьбе отсвечивает чем-то металлическим.

Браунинг? Именной, как у Ермакова?

Скорее всего, она сильнее, чем думала, ударилась головой. Это была всего лишь пряжка ремня, не подходившая, как решила Вогулкина, костюму.

Пока пили чай, сам собой отыскался Зязев. Позвонил Ясному с извинениями.

– Никуда не уходите, я прямо сейчас приеду. Справка ваша готова, но я её с собой случайно увёз. Юля там ещё? Дайте ей трубочку.

Юля отозвалась с печальным достоинством.

– Ты чего такая смурная? Ладно, потом расскажешь. Он тебя слышит сейчас?

– Да.

– Говори так, чтобы он не понял, о чём речь. Сможешь?

– Не уверена, но попытаюсь.

– Короче, с этим дядей нечисто. И до меня только теперь допёрло: это же тот самый, который тебя водил тогда в «Штолле»?

– Да.

– Мне только что звонили из ФСБ. Какой-то капитан Ваулин. «Капитан Воронин жевал тропинку и задумчиво смотрел вокруг…» Сказал, что ко мне, дескать, обратился на днях такой-то. Просят проявить по отношению к нему максимальную предусмотрительность. Вот я и думаю: это что значит? Он с ними работает? Или он у них под колпаком? Блин, Юля!

– Что случилось?

– Я дебил! Я же по его собственному телефону всё это излагаю. Его наверняка слушают. В общем, никуда не отпускай его, через двадцать минут буду.

Приехал Паша только через час, но искусственно задерживать гостя в музее не пришлось – Ясной и сам не спешил прощаться. Развлекал Юлю историями о своём детстве, распределённом между Пермью, Свердловском и Москвой. В Перми он посещал балетное училище, в Москве успел поучиться у Эрнста Неизвестного, в Свердловске занимался японским языком с агентом КГБ, отставным разведчиком.

– Но вы же понимаете, Юлия Ивановна, что отставных разведчиков не бывает?

Когда Зязев возник на пороге, деликатно посыпанный по плечам снегом, как сахарной пудрой, Вогулкина кинулась ему навстречу, позабыв о коварстве чугунного Бажова, – и чуть не запнулась снова. Но устояла.

– Да что же это с вами сегодня! – удивился Ясной.

Паша привёз с собой завёрнутый в пергаментную бумагу рыбный пирог (невидимая Алёна в дополнение ко всем своим способностям ещё и отлично готовила) и бутылку водки «Журавли». Начал доставать из шкафчика стаканы, тарелки, пачку салфеток в надорванной упаковке – и тут же всё поронял. Какой же он всё-таки нелепый, с нежностью подумала Юля. И как же они непохожи с Ясным! Есть двойники, а есть антиподы; вот Паша был совершенный антипод Олегу Аркадьевичу. Мягко отстранив Зязева, Ясной аккуратно разложил пирог по тарелкам, не уронив ни крошки, и тут же сморщился:

– К несчастью, я не смогу попробовать. Здесь лук, а я его не терплю ни в каком виде.

Юля глянула на Олега Аркадьевича с благодарностью. Не будет нахваливать Алёнин пирог!

Впрочем, уже через пять минут от благодарности не осталось и следа. Олег Аркадьевич принялся рассказывать Паше свою биографию заново – и за два года в ней произошли заметные изменения. Лиля Брик и Шагал куда-то исчезли, зато появился Колчак и укрепился генерал Игнатьев (какой из них был дедом Олега Аркадьевича, не уточнялось; возможно сразу оба, отец и сын).