Онлайн книга «Собственность мажора»
|
Судя по всему, он под мухой, но завтра Рождество, и мой дед тоже под ней. Тестирует настойку соседа с добавлением голубого сиропа, от чего она приняла цвет коктейля… «Блю Кюрасао». Так чертовски напоминающего мне глаза этого… кобеля… Всхлипнув, зло надеваю варежку. — Здрасьте, — говорю, прочистив горло и пряча лицо под шарфом. — Я… за… индюшкой… — От Климентича? — приглаживает усы, осматривая меня с головы до ног. — Внучка? — Угу… — отзываюсь я. — Похожа, — хмыкает. — Двенадцать кило, сама-то дотащишь? — Вот, — отвечаю устало, показывая рукой на деревянные санки, который снарядил для меня дед. Спустя пять минут пробираюсь по расчищенной трактором дороге, таща за собой санки и, войдя в калитку кричу: — Дед! Он выныривает из-за дома с охапкой дров. В мохнатой ушанке родом из шестидесятых и фуфайке. Оставив дрова на крыльце, отряхивает руки и забирает у меня веревку, говоря: — Сама-то завтра в баньку сходишь? За год-то. — Не хочется, — бормочу, взбегая на крыльцо и открывая для него дверь. По полу коридора стелется белый пар. Стучу ногами по коврику, приплясывая на месте от холода. — Ты знаешь что, Алена Борисовна? — наклонившись, забрасывает гигантскую замотанную в газеты индюшку себе на плечо. — Ты мне это брось. Женихи женихами. Сегодня один, завтра другой. — Дед, — шепчу, отходя в сторону. Смотрю на свои валенки, которые начинают расплываться перед глазами. Сделав громкий всхлип, поднимаю на него заплаканные глаза. Округлив свои, качает головой. — Вот так дела… — сдвинув шапку, чешет седой лоб. — Угу, — глотая ещё один всхлип, киваю я. — Любишь его так? Эххх… Киваю, сквозь слезы глядя на улицу за нашим забором. — Люблю… — шепчу. — А он? — Он… — закрываю за нами дверь. — Нет. От этого слова печет в груди. Войдя в дом, сбрасываю пуховик и вхожу на кухню, где мама задумчиво что-то чирикает на обратной стороне календарного листа. Я не знаю, что творится в этом доме, но сегодня на диване в большой комнате ночевал Игорь Барков. Где он сейчас я понятия не имею. Но, кажется он вернётся, потому что в ванной сушится его одежда. Пиджак и… рубашка, а на кухонном столе весь день лежит его портмоне. — Перекусишь? — спрашивает, посмотрев на меня. — У-у… — мотнув головой, возвращаюсь в свою комнату и укладываюсь на кровать, забравшись с ногами под одеяло. Обняв подушку, натягиваю на пальцы свитер и прикрываю глаза. Дребезжание дверного звонка заставляет подскачить и прижать к груди руки. Сердце сходит с ума, пока прислушиваюсь к тому, что там творится за дверью. Я не знаю как и почему… но просто чувствую, что это он. Чувствую, что он рядом! И я знала, что он явится. И знала, что он позвонит моей маме. Потому что в своем упрямстве он порой до нелепости предсказуем! Он просто идёт к своей цели, ломая лбом стены. Потому что он такой! Не знакомый со словом компромисс. Упрямый твердолобый самодур! И я боюсь того, что даже сейчас он решит сломить меня этим напором… Нет… Нет. Второй раз в жизни я бы не смогла пережить все то, что пережила вчера. Нет… — Алена, — тихо стучит в дверь дед. — Кхм… это к тебе. Хочешь, взашей его вытолкаю? Всерьез раздумываю над его словами, но понимаю, что в случае с Барковым это не поможет. Он все равно вернется! Кусая губы, утираю рукавом нос. — Я… сама… — встав с кровати открываю дверь Прижавшись щекой к дедову плечу, на меня встревоженно смотрит мама. Боже… Что за драма! — Прекратите… — шепчу, выскакивая из комнаты и дергая с крючка свою куртку. Сунув ноги в валенки, выхожу в коридор, пытаясь унять колотящееся сердце. Бесшумно подойдя к двери, протягиваю руку и проверяю замок. Закрыв глаза и выдохнув в потолок, спрашиваю: — Чего тебе? — Оленёнок… — раздаётся прямо за дверью. Сжав кулаки и зажмурив глаза, громче повторяю: — Чего тебе? — Открой мне. — Нет, — отвечаю, прижимаясь лбом к двери. — Малыш… Горло сдавливает, как и сердце. От этой нежности в его голосе, которая разрывает на части! — Ты предатель… — шепчу сквозь слезы. — Аленушка… давай поговорим… — Ты только о себе думаешь, да? — ударяю кулаком по двери. — Нет, и ты знаешь, что это не так, — твёрдо произносит он. — Тогда почему ты меня бросил?! — кричу я, вспоминая весь тот кошмар, который пережила там… у того кинотеатра. Одна. По щеке стекает слеза, которую я утираю кулаком. — Это сложно объяснить. Я… не должен был. Я… блин… прости. Я поступил как мудак. Прости меня. — Ты меня бросил, Барков… одну. Там… я испугалась и… Он молчит так долго, что я начинаю чувствовать, как горящие щеки холодит воздух. Он молчит целую вечность, и я кладу на холодную дверь руку, почти всерьёз слыша его дыхание там… на той стороне. Слышу, как работают колесики в его странной голове. И ненавижу себя за то, что затаившись, всем нутром жду его ответа. Его голос, твердый и близкий, сочится через дверь: — Я больше никогда не оставлю тебя одну. Я клянусь. Слышишь меня? Я тебе клянусь, малыш. Больше никогда. Я обещаю. Моя губа дрожит. От железобетонной твердости этих слов. От того, что они проникают в мои кости и клетки, и я верю каждому, если бы не тот яд, которого полна моя кровь! — Открой мне… иди ко мне… я дебил. Я… твою мать! — ударяет о дверь кулаком, от чего я вздрагиваю. — Я тебя люблю. Просто открой мне… Закрыв лицо руками, тихо скулю. — Алена… — рычит он. — Открой дверь! Я ее щас к хренам снесу! — Ты с ней спал? — выкрикиваю слова, которые выкручивают меня изнутри. Гробовая тишина за дверью заставляет остановиться сердце. О… нет… Не дыша, жду и с мольбой смотрю на дверь. — С кем? Даже через неё я слышу, каким хриплым стал его голос. Все нутро опускается. Я слишком хорошо его знаю, чтобы понимать — этот ответ красноречивее любых других. Половица скрипит под ногами, когда пячусь назад. |