Онлайн книга «Собственность мажора»
|
“Пожалуйста, только не наделай какого-нибудь дерьма”, — мысленно прошу его. Прошу его не разочаровывать меня снова. Он и так на славу постарался. Сглотнув, читаю два простых слова, от которых сосет под ложечкой: «Хорошего вечера» Стукнувшись головой о спинку сиденья, смотрю на проносящиеся за окном белые поля. Я не хочу плакать, но слеза все равно скатывается по щеке. Как тяжело быть стойкой, когда влюблена, но тот день проносится перед глазами опять и опять. И если… если мы будем вместе, я не хочу, чтобы такое хоть когда-нибудь повторилось. Запрятав телефон в карман, зажимаю ладони между колен, потому что стук этих чертовых колес нашептывает позвонить и проорать ему, что кроме него мне никто не нужен. И даже с расквашенным лицом он выглядит предпочтительнее любого другого парня на всей этой планете! Сойдя с электрички, беру такси. Сегодня Рождество и вряд ли мама с дедом справятся с этой двухтонной индейкой без меня. Она запекается целый день, а я… целый день голодная, потому что со всех ног неслась в больницу, а потом слонялась по городу, не зная куда себя деть. Из трубы дедовой бани валит белый дым. Пахнет дровами. Войдя в дом, раздеваюсь и плетусь на кухню. Прямо на зов умопомрачительных запахов еды. С удивлением замечаю, что обеденный стол вынесен в столовую, который мы почти никогда не пользуемся. Там барахлит отопление и очень большие окна, из-за этого сквозняки. — Мам? — зову, заглядывая туда. Стоя у старого серванта, она обшаривает ящики, доставая оттуда такие древние тарелки, которые смело можно записывать в антиквариат и передавать по наследству. Одетая в любимый дедов свитер, юбку в мелкий цветочек и огромные вязаные носки. — Алена… — выдыхает с облегчением, прижав к груди руку. — Слава Богу! Я зарядку потеряла! Дед поехал за новой, и провалился! Оставив тарелки, несется ко мне и сжимает мои плечи, звонко тараторя: — А ты где была? Вы сегодня что, надо мной издеваетесь? Я тут уже хотела к соседям идти за телефоном! Где ты была?! — требует, тряхнув мои плечи и утерев со щеки слезу. Чувствую себя ужасно виноватой, потому что сбежала из дома утром, напихав в пакет еды и никому ничего не сказав. Но я всю ночь сходила с ума, когда за ужином она осторожно обмолвилась о том, что… Барков-младший в больнице. Мне пришлось наступить себе на горло, и позвонить его отцу. — Какой-то дурацкий день… — выпаливает мама. — Сижу тут одна, не знаю, куда бросаться… то ли к индейке… то ли к бане этой… — Мам… ты чего? — спрашиваю взволнованно, усаживая ее на стул. Опустив лицо в ладони, трясет головой и шепчет: — Не знаю… переволновалась… позвони деду… где он? — Сейчас… — бросаюсь в коридор и потрошу свои карманы, с тоской отмечая, что у меня ноль непрочитанных сообщений. Вернувшись в столовую, расхаживаю вдоль разложенного стола, накрытого белой бабушкиной скатертью, спрашивая: — У нас что, гости? — Не знаю… — выдыхает, глядя в пол. — Наверное нет… Дед не берет трубку, поэтому я и сама начинаю волноваться. — Когда он уехал? — спрашиваю, набирая его снова. — Еще двенадцати не было! — вскакивает со стула, прикладывая к шее руку. Уже почти семь вечера! — Я три часа с индейкой провозилась, потом полы мыла… звони ему еще… Через двадцать минут наша паника достигает апофеоза. Мечемся по дому как взбесившиеся молекулы. Наверное никогда в жизни мы не чувствовали себя такими беспомощными и бесполезными, потому что все, что нам удается организовать — это еще большую панику вокруг себя и полное непонимание того, что нам вообще делать! Разбежавшись в разные стороны, пытаемся найти его записную книжку, где хранятся номер всех наших соседей и знакомых за два десятка лет. — Нужно позвонить Люде Самсоновой, она фельдшер в больнице… — трясущимися руками листает пожелтевшие страницы мама, грохнув на обеденный стол найденную книжку. — Что это за цифра?.. — Дай мне… я посмотрю… — Вот эта? — Семерка? — А не двойки? — Давай попробуем семерку… Грохот входной двери заставляет нас подпрыгнуть. Схватившись за руки, слушаем тяжелые шаги по деревянному полу, перестав дышать. Потоптавшись на кухне, пришелец проходит через коридор и оказывается на пороге столовой. И это совсем не дед, а одетый в десятикилограммовый пуховик Барков-старший с большой картонной коробкой подмышкой. Мама шумно выпускает воздух, а потом всхлипывает. За этим всхлипом следует второй, и к нему присоединяется мой собственный. У меня очень много претензий к этому человеку, но сейчас я рада его видеть, как никогда! Потому что если и есть на свете человек, который способен нам помочь, так это он. Обнявшись, начинаем реветь в голос. Светлые брови Игоря Баркова взлетают к самому потолку. — Какого?.. — восклицает изумленно, опуская на пол коробку и делая шаг в комнату. Выпустив маму, утираю рукавом свитера слезы. Обняв ее плечи своими ручищами, он требует: — Целый день тебе бьюсь, что с телефоном?! Что случилось?! Опустив руку, кладет ее на мамин живот, и она накрывает ее своей, утыкаясь в его грудь лбом. — Зарядку потеряла! — зло выкрикивает оттуда. — Оставила на тумбочке, и она куда-то делась! Кажется, я догадываюсь куда… Отстранившись, ее муж распахивает полы своей гигантской куртки и заворачивает ее в них, прижав к себе. Прижимается губами к ее волосам, повторяя: — Что случилось? Отвожу глаза, застигнутая врасплох этой сценой, но круглые часы на стене подхлестывают панику с новой силой. — Отец пропал… — поднимает мама лицо, с отчаянием информируя. — Ушел и пропал! — Когда ушел? — проводит Барков рукой по ее волосам, заправляя их за ухо. — В обед еще… в двенадцать… поехал за зарядкой… — На чем? — На Волге своей! Сведя на переносице брови, он смотрит в окно поверх ее головы, а мы, затаив дыхание, смотрим на него, будто он волшебный Джин, который щелчком пальцев решит нашу проблему. С его появлением казавшаяся мне просторной столовая стала в пару раз меньше, и это даже не из-за роста. Просто этого мужчины очень много во всех смыслах. Его голос заставляет вибрировать воздух, когда отрывисто спрашивает: — Кому-нибудь звонили? — У-у… — мотает она головой, поджимая дрожащую губу. |