Онлайн книга «Черный воздух. Лучшие рассказы»
|
После шести Билл вышел наружу, в знойное марево позднего лета. Сегодня была его очередь везти домой Майка с Нассимом. Выехав на автостраду 210, они довольно резво катили вперед, пока полоса, выделенная для автомобилей с тремя и более пассажирами, тоже не встала перед перекрестком 210-й со 110-й. Дальше пришлось ползти, тормозя через каждые пару метров, вместе со всеми прочими. Как же знакомы им эти длинные вереницы алых огней, стоп-сигналов, уходящие вдаль, то растягивающиеся, то сжимающиеся, словно меха аккордеона… Средняя скорость движения по лос-анджелесским автострадам по вечерам не превышала одиннадцати миль в час, а потому многие «анджелено» [91] пытались проехать по городским улицам, однако компьютерные модели Нассима и эмпирический опыт яснее ясного доказали: для расстояний свыше пяти миль закупоренные пробками автострады все-таки предпочтительнее закупоренных пробками улиц. – Ну что ж, еще один красный день календаря, – провозгласил Майк, вынимая из сумки бутылку скотча. С хрустом свинтив пробку, он сделал глоток и передал бутылку Биллу с Нассимом. Так он поступал в торжественных случаях, по поводу любых великих свершений или неудач ЛРД. Билл с Нассимом находили этот обычай настораживающим, однако глотнуть пару раз не отказывались. Сделав еще глоток, Майк туго завернул пробку и сунул бутылку назад, в сумку: похоже, сия процедура внушала ему ощущение, будто бутылка снова приведена в законное, закупоренное состояние. Билл и Нассим уже не раз вышучивали его заблуждение, и сейчас Нассим сказал: – Ты бы карманный паяльник себе завел, чтобы бутылки закупоривать, как полагается. – Ха-ха. – Или возьми за образец стратегию НАСА, – подхватил Билл. – Глотнул, и бутылку за борт. – Ха-ха. Кусаем, стало быть, руку, которая вас кормит? – Ее-то люди что ни день и кусают. Майк пристально взглянул на него. – Билл, а ведь ты не слишком-то рад грандиозному открытию, а? – Да, так и есть! – откликнулся Билл, не снимая ноги с тормоза. – Так и есть! Я все это время думал, что мы… что мы трудимся для освоения Марса. Думал, люди заселят его, терраформируют и все такое, добавят к красному цвету зеленый и голубой… построят там новый мир, вторую ветку истории, а мы навсегда останемся ее начинателями. А что теперь? Оказывается, Марс уже заселен этими клятыми бактериями, и мы никогда не высадимся на него. Будем и дальше торчать на Земле, оставив Марс марсианам… микроскопическим, бактериальным марсианам! – Ага. Крохотным краснокожим аборигенам. – А мы, выходит, чему положили начало? Ничему! Все это было зря! – Галиматью несешь, – оборвал его Майк. Странно, но настроение Билла слегка поднялось, все тело изнутри обдало жаром, словно скотч заструился по жилам. Да, может, он и спалил десять лет жизни, горбясь за рабочим столом, трудясь, как ишак, чтобы дать старт тупиковому проекту, проекту, который никогда не будет реализован, но, по крайней мере, ему довелось работать вот с такими людьми, за все эти годы ставшими ему, точно братья, гениальными чудаками, способными со всей серьезностью употребить в разговоре словечко «галиматья», с тем же Майком, развлечения ради читающим викторианские романы для юношества, забавным не меньше, чем их герои, ни на секунду не появившимся на телеэкране в роли Важного Ученого-Ракетостроителя, дурацкой роли, порожденной вопросами и ожиданиями журналистов, играющих каждый свою дурацкую роль в той самой дурацкой мыльной опере, от которой Билл мечтал однажды избавиться: «Что для вас значит «жизнь», доктор Каквастам, каково значение этого открытия? – Ну, оно означает, что мы спалили собственные жизни, трудясь над тупиковым проектом»… – Что значит «галиматью»? – вскричал Билл. – Теперь Марс превратят в заповедник, в заповедник бактерий, это ж надо! Там даже посадку никто не рискнет совершить, а тем более – что-то терраформировать! – Еще как рискнут, – возразил Майк. – Люди на Марс полетят. Со временем. И заселят его, и терраформируют – все, как в твоих мечтах. Может быть, позже, чем ты думаешь, но ведь тебе туда в любом случае не лететь, так куда торопиться? Главное, это произойдет. – Не думаю, – угрюмо проворчал Билл. – А зря. Как бы ни произошло, но произойдет. – Ну, спасибо! Спасибо тебе огромное! Как бы ни произошло, но произойдет? Весьма обнадеживающе! – Не самая проверяемая из твоих гипотез, – заметил и Нассим. Но Майк только заулыбался. – Тебе проверять ее не придется, так к чему волноваться? Билл резко, саркастически рассмеялся. – Жаль, ты тому репортеру этого не сказал! «Что ни случится, случится, Наше открытие означает то, что означает»! Тут смех разобрал всех троих. – Наше открытие означает, что на Марсе есть жизнь! – Наше открытие означает все, что вам угодно! – Значения – они такие! Всегда означают, хоть режь их, хоть ешь! Но вскоре веселье угасло. Машина по-прежнему ползла вперед, то снимаясь с места, то тормозя в унисон с вереницами алых огней, тянущимися вдоль огромного виадука, рассекшего надвое город под небом цвета кислого молока. – Вот дерьмо, – процедил Майк, махнув рукой за окно. – Ладно. Придется нам вместо Марса Землю терраформировать. Прометей, наконец-то освобожденный
Перевод Д. Старкова Краткое изложение содержания
Данный роман постулирует следующее: наука есть бессрочный протополитический, утопического толка эксперимент, крайне слабо обоснованный теоретически как таковой, и сверх того лишенный парадигмы, в рамках коей объемы энергии, вкладываемые в дела человечества, соизмеримы с его реальным продуктивным потенциалом и способностью к поддержанию приемлемого уровня жизни. В предыстории (написанной в стиле триллера времен Холодной войны) ученые отстранены от принятия крупномасштабных решений: наука секвестирована стараниями неких правительственных агентов, убедивших Трумэна и проч. в том, что метастазировавшая во время войны способность науки к созданию новых технологий, обеспечивающих преимущества, необходимые для победы (радар, пенициллин, атомная бомба и т. д.), может являть собою угрозу для послевоенной, гражданско-корпоративной власти над обществом. Как следствие, исключенные из процесса распределения прибавочной стоимости и прочих активов, ученые не осознают себя единой группой, а индивидуально готовы трудиться в рамках существующей, в долгосрочной перспективе весьма неустойчивой иерархической системы производства за 100,000±50,000 долларов годового жалованья, плюс пенсия, опционы на покупку акций и легкая преподавательская нагрузка. (Главе придано явное сходство с романами о нашествии зомби, что выглядит крайне забавно.) |