Книга Шпага д'Артаньяна, или Год спустя, страница 209 – Ораз Абдуразаков

– Не могу представить кто, – выдавил он усмешку.

– Да хотя бы тот, кто представил его вашему величеству, – передёрнула плечами королева. – Его светлость д’Аламеда занимает весьма высокое положение в Испании.

– Трогательное определение верховной власти, Мария! – поморщился король.

– Верховной власти? До совершеннолетия моего брата… пожалуй, – не стала спорить королева.

– Так вы утверждаете, что герцог вступился за капитана моих мушкетёров?

– Я лишь сказала, что это не совсем невероятно, вот и всё.

– А зачем вы это сказали?

– Дабы вы, Людовик, не пренебрегали опасностью, грозящей вам.

– Забудем об угрозах, сударыня, – возразил король, – слава богу, в своём доме я пока в безопасности. Замечу, однако, Мария, что я крайне разочарован: память о прошлом не только жива в вашей душе, но и бьёт из вас ключом, противясь нашему сближению.

– Нет, Людовик, – покачала головой испанка, – клянусь Пресвятой Девой: я отринула гнев за прошлые ваши проступки… не простила, а уж тем паче не забыла, но лишила себя права на месть.

– Вы забываетесь, сударыня, – процедил король, отставляя бокал.

– Напротив, выхожу из забытья, Людовик. Итак, я отвернулась от прошлого и живу теперь настоящим, то есть очередным вашим преступлением.

– Сударыня! – воскликнул монарх, вне себя от возмущения.

– Бойня, устроенная вами во Франш-Конте, Людовик, – это настоящее, – неумолимо продолжала королева, – ваша порочная страсть к моей фрейлине, невесте вашего приближённого – это настоящее; ваше намерение арестовать министра, сделавшего Францию такой сильной, какой она давно уже не была, – это, увы, настоящее… И это настоящее, Людовик, настоящее, созданное и взлелеянное вами из тёмного прошлого, грозит лишить наши страны любого, даже самого ужасного будущего. Согласитесь же сами, что это недопустимо.

– Мне… – задохнулся побагровевший от неутолимого гнева король, – мне согласиться?.. Мне, королю Франции, согласиться с теми чудовищными обвинениями, что изрекаете вы, сударыня?

– Согласитесь, Людовик, – почти взмолилась Мария-Терезия, – согласитесь ради спасения собственной души.

– Только не надо душеспасительных бесед, Мария!

– Это ничего уже для вас не изменит, Людовик, – настаивала королева, – поэтому согласитесь и… покайтесь.

– Это… это становится уже попросту нелепым, – заявил король, вдруг ощутив необъяснимый, почти животный страх, – да-да, нелепым и непристойным, сударыня!.. Я ухожу…

– Куда, Людовик? – сочувственно-торжествующий голос супруги заставил Короля-Солнце содрогнуться всем телом.

Всё же он развернулся и сделал шаг по направлению к двери. Но тут из груди его вырвался нечленораздельный звук – не то рыдание, не то сдавленный крик. Ибо между ним и выходом из опочивальни, словно призрак, стоял воплощённый кошмар его ночей, пришелец из давно ушедших лет, вызов его мировому господству.

– Остановитесь, – тихо, почти ласково произнёс Арамис.

И король остановился. Он оцепенел, не в силах даже шелохнуться под гипнотизирующим взором генерала иезуитов. Наверное, именно в эту секунду он осознал, что погиб…

– Если вашему величеству угодно удалиться, смею ли я, смиренный слуга, настаивать на вашем присутствии? – почтительно обратился Арамис к королеве.

Мария-Терезия, слегка побледнев, подошла к дверям. У самого порога она обернулась и, одарив короля последним долгим взглядом, молвила:

– Прощайте, Людовик… – и скрылась в смежной комнате.

Людовик XIV и герцог д’Аламеда остались одни в опочивальне королевы. По крайней мере, так показалось королю. Странно… он – молодой, полный сил мужчина – стоял против пусть и вооружённого, но старика, однако при этом никак не мог отделаться от жуткого сознания собственной обречённости. Бывший солдат приказал ему, владыке величайшего христианского государства, остановиться – и он замер, трепеща, как кролик перед удавом.

Словно прочитав мысли короля, тот негромко, но внятно повторил слова, так возмутившие некогда его солнцеподобное величество:

– В моём присутствии остановилось Солнце.

– Вы… убьёте меня, верно? – встрепенулся монарх, пытаясь вложить в голос как можно больше твёрдости.

Арамис в ответ лишь обезоруживающе покачал головой, доставив королю небывалое облегчение.

– Значит, вы не затем явились сюда, герцог?

– Вспомните, я мог убить вас ещё тогда, в Во, – презрительно отозвался Арамис, – вы тогда были в нашей власти – моей и господина дю Валлона, которого позднее вы погубили.

– Он сам похоронил себя под скалами, – затрепетал король, чувствуя, как жизнь, казавшаяся столь близкой и возможной, вновь ускользает от него.

Но герцог был, казалось, совершенно спокоен и невозмутим:

– Не будем препираться, мы здесь не для этого.

– Да, вы правы, – поспешно согласился Людовик.

И добавил:

– Но если вы не имеете намерения лишать меня жизни, то, несомненно, преследуете иную цель. Что ж, в моём положении неуместно становиться в позу, я готов к переговорам. Выдвигайте ваши условия, сударь, я слушаю.

– А что вы можете мне предложить? – небрежно поинтересовался Арамис.

Тон, которым был задан вопрос, показался королю оскорбительным, но он не подал виду, что взбешён.

– Многое, сударь, – веско произнёс он, – и прежде всего мир.

– Звучит заманчиво, – задумался герцог д’Аламеда, – однако… мир миру рознь.

– Я очень хорошо понимаю это, герцог, – кивнул король, – и вот условия мирного соглашения: я немедленно приказываю отвести войска от границ Франш-Конте…

– Превосходно, – заметил Арамис, – и вот надо же было мне явиться сюда лично, чтобы убедить вас в необходимости компромисса. Ведь и в прошлый раз оказалось недостаточно подвижничества отца д’Олива, не так ли?

– Главное то, что с Божьей помощью всё может разрешиться, – возразил Людовик, – тому порукой моё слово.

– Неужели? – улыбнулся генерал ордена. – Я и рассчитывать не смел на такую гарантию. Боже правый, поручительство совсем под стать вашей подписи под прошлогодним конкордатом. Испанцы могут спать спокойно…

– Вы оскорбляете меня, сударь, – прошептал король, – оскорбляете дворянина, дворянство которого не хуже вашего, полагаю, и при этом всё ещё не даёте ему взяться за шпагу? Недурно. Славные обычаи были в ходу у мушкетёров моего отца, право!

– Да, не даю вам взяться за шпагу, – сокрушённо подтвердил Арамис, – и на то есть две веские причины.

– Какие же? – с вызовом бросил Людовик XIV.

– О, на первую из них мне даже как-то неловко указывать вам, сударь, – усмехнулся Арамис, – но, так и быть, скажу: мы с вами находимся на французской земле, где дуэли запрещены эдиктами кардинала Ришелье. Вот уж не думал, что мне придётся когда-либо напоминать об этом вам. Что до второй причины, то о ней я уже имел честь упомянуть несколько ранее: я не имею намерения вас убивать, что неминуемо произошло бы, скрести мы с вами шпаги.