Онлайн книга «Шпага д'Артаньяна, или Год спустя»
|
– Ваше величество желает узнать, отчего на меня снизошло успокоение? – А оно снизошло на вас? – О да, государь, и только благодаря вашей мудрости. – А-а, вот вы о чём. – Да, государь, я говорю о договоре, который вы намереваетесь подписать. Как раз вчера я удостоверился в том, что испанцы целиком разделяют ваши устремления… – Я думаю! – …и это внесло в мою душу небывалый покой и умиротворение. – Не слишком ли большое значение придаёте вы этому? – Вряд ли можно переоценить перспективы союза между такими державами, как Франция и Испания, но если вашему величеству угодно ещё раз обсудить это… – Вот именно. Давайте поговорим об испанских делах. – Я готов. – Вы сумели отстоять свою позицию? – Следуя вашим указаниям, государь, я склонил послов к подписанию прежнего соглашения. – Без поправок? – Было оговорено особо, что документ не претерпит существенных изменений, – твёрдо сказал Кольбер. – Я лишь исполнял волю вашего величества. – О, я ни в чём не упрекаю вас, господин Кольбер, и прекрасно помню свои слова. Будьте спокойны! Никаких новых условий? Хорошо. Никаких изменений? Замечательно! Никаких поправок к договору? Прекрасно! Но это всё имеет отношение лишь к политике, не так ли? – Да, государь, – ответил озадаченный министр. – Я от души хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Было ли вами сказано, что текст договора останется первозданным? – Текст? – Вспомните же. Упоминали ли вы о неприкосновенности текста, декларируя нерушимость самих условий? – Текста, государь? – Да, самого текста. Под текстом я разумею форму изложения этих самых условий, терминологию и грамматическое построение предложений. – О, я не силён в грамматике, государь, но полагаю, что первенство в дипломатии принадлежит содержанию трактата, а не его стилистике. – И?.. – Это значит, что послы не станут пенять на стилистические метаморфозы, если они не затрагивают сути проблемы, то есть буквы и духа договора. – Я именно это и желал узнать, спасибо. Договор при вас? – Вот он, государь. – Ну так вот, господин Кольбер, я непременно подпишу его сегодня. – Превосходно, государь. Я не сомневался в решимости вашего величества. – Говорю это затем, чтобы вы не волновались попусту. Скажу больше: в документ не будет внесено никаких изменений. – Рад это слышать, государь, ибо он полностью соответствует интересам Французского королевства. – Политических изменений, сударь. – Политических? – Ну конечно, политических. Я оставляю за собой право на стилистические исправления. Вы, может, хотите возразить? – Нет, государь. – Я так и думал. Да это сущие пустяки, и напрасно вы переживаете. Ради восстановления вашего душевного равновесия я внесу эту поправку прямо сейчас. – Поправку? – Да, всего одну. И она столь ничтожна, что господин д’Аламеда наверняка и не заметит её. – В таком случае стоит ли… – И в этом, и в любом другом случае – такова моя воля, – живо перебил его король, – и моим министрам следовало бы считаться с нею. Да полноте, господин Кольбер. Считайте это моим капризом или, если угодно, прихотью. Суперинтендант, знавший цену королевским капризам с точностью до денье, а также лучше других разбиравшийся, во сколько в конечном итоге обходятся казне прихоти Людовика, невольно напрягся в ожидании. – В договоре, кажется, есть пункт о ненападении Франции на испанские земли? – Ах, разумеется, государь. Это одно из главных условий… неужели ваше величество желаете править именно его? – Совсем незначительная поправка, сударь, имеющая к тому же своей целью воздать почести Габсбургскому дому. – Коли так, государь… – То вы не против, правда? Вы оправдали мои надежды, господин Кольбер: я знал, что вы сумеете оценить такой жест. В самом деле, в договоре то и дело упоминается Королевский совет, и гораздо реже – Карл Второй, который, несмотря на малый возраст, капризы её величества Марианны и устремления Дона Хуана, всё же король! – Вы, конечно, правы, государь, – согласился успокоенный Кольбер. – Думаю, да. Итак, вы согласны? – Всецело! – Я рад. Тогда благоволите внести поправку такого рода… Но прочтите прежде этот пункт. – Читаю, государь: «Французское королевство, в свою очередь, берёт на себя обязательство воздерживаться от любых враждебных действий против испанских владений, а также, буде в том…» – Довольно, сударь. – Но тут ещё не всё. – С меня хватит и этого. Видите, как я неприхотлив. – Я слушаю, государь. – Да просто исправьте слова «испанские владения» на «владения, по праву унаследованные его католическим величеством Карлом Вторым от своего отца – Филиппа Четвёртого». Это получится хоть и длиннее, зато не в пример красивее, а главное – дружественнее. Тут и дань памяти моего тестя, и признание прав наследника. Вы знаете, господин Кольбер, что из-за моего брака многие в Европе поговаривают о притязаниях Бурбонов на испанский престол. Мне порядком надоели эти болтуны, а подобной фразой я разом положу конец подозрениям. – Несомненно, государь! – Вы, значит, находите мои рассуждения правильными? – Я нахожу, что они превосходны и вполне достойны вашего величества. – Эта поправка никоим образом не может повлиять на переговоры, разве не так? – Разве что положительно, государь. Но… – Что, сударь? – Должно ли мне внести эту оговорку везде, где упоминаются «испанские владения»? – Не стоит, – поморщился король, – это было бы неуместно. Сделайте то, что сказано. – Это всё? – Всё, господин Кольбер. В остальном договор останется неизменным. – Прекрасно! Я немедленно распоряжусь переписать соглашение начисто. – Сделайте милость. Но прежде расскажите мне об аудиенции, которую вы дали послу. – Послу? – Да, послу. Разве вы не отпустили монаха после первых минут разговора? – Так и было, государь, – признался похолодевший министр. – Преподобный отец почувствовал недомогание и попросил разрешения отдохнуть. – И вы вели переговоры исключительно с герцогом д’Аламеда? Наедине? |