Онлайн книга «HYPERкоролева»
|
– С лешей? – Ну да, – рассказывают они. – Вроде все было серьезно, – говорю я. – Как бы я поняла, что нет перспектив. Он не развивается. Да и огня уже нет, – говорит Аня. – Драйва нет. – Все стало серым, – кивает Нюта. – И не как в 50-ти оттенках, а вообще. К тому же, – продолжает она. – Он заебал высасывать из меня деньги. – Блин, – говорю я. – Вы бы хоть рассказали, что у вас такие перемены. – Забыла ты нас со своим хахалем, – смеется Аня. – А как познакомились? – спрашиваю я. – В TruthFace, – говорит Нюта. – Реально классная штука, – считает Аня. – Первое же свидание оказалось классным. В «Блокаде» сидели. – Ой, мы тоже туда ходили, – говорю я. – Там классно. Но мы познакомились по старинке. После всех этих ужасов я решила, что хватит с меня онлайн-знакомств. На работе. Клиент пришел… и вот. Кстати, а ваши носят эти… – вспоминаю я. – Эти… как их… глг.. голо… голограмматоры? – спрашиваю я. – Чего? – спрашивают они. – Ну, голограмматоры. На лицо цепляются. Они делают мужиков либо смазливыми, либо брутальными. Подстраивают их под наши запросы. И потом TruthFace их вам показывает. Типа фотошоп в реале, – поясняю я. – Ничего не замечала. Это что, прибор какой-то? – удивляется Аня. – Он вроде амулета. На шею можно повесить. Делает человека красивым. – Блин, че ты лепишь, – смеется Аня. – Нет такой фигни. Еще не изобрели. – Изобрели, – говорю я. – Я сама видела в «Росинновациях» – Чушь полная. У наших нет никаких амулетов. – Не может быть, – говорю я. – Без этого TruthFace не работает. – Вот уж не думала, – Нюта тянется за бокалом. – Что ты веришь в теории заговора. У тебя корона точно не из фольги? – А причем тут фольга? – Аня не понимает отсылки. – Это не теория заговора блин, – смеюсь я. – Хотя пофиг. Если что – я предупредила. У меня-то у самой-то все хорошо. И парень натуральный без всяких голограмматоров. Мимо нас проходит много довольных пар. Я не верю, что все так просто закончилось, но не мне же вскрывать эту тему. Если TruthFace работает и делает людей счастливыми – почему бы и нет? – Я перекраситься хочу, – шокирует нас Нюта. – Не могу только понять, в какой. Розовый надоел. Что-то классическое, натуральное. Может в темно-синий, не знаю, – говорит Нюта. – Знакомая девочка теплого цвета, – почесывая нос, говорит Аня. – Красилась в холодный, черный, темно-синий цвет. – А, я поняла о ком ты, – вспомнив ту знакомую, говорю я. – Было плохо. Мне тоже кстати… как-то я была черной, прикиньте. – Черный из коричневого и черный из синего – очень разные цвета, – замечает Аня. – Я тоже красилась: было плохо. Сначала все говорили, ой, как тебе идет, а потом на самом деле – не очень. – Просто мне жалко – если я вдруг захочу вернуться к своему цвету? – размышляет Нюта. – На самом деле, Нюта, у тебя красивый цвет. – У тебя очень красивый цвет! – подтверждаю я. – У тебя очень прямые волосы и ты их не расчесываешь даже… – говорит мне Нюта. – Если ты хочешь, если ты хочешь… Ты можешь… – Аня пытается что-то сказать. – У нее же быстро осветлится. У нее же натуральный цвет теплый. Ей не надо там долго, хуе-мое… – Может прядями? – предлагаю я. – Прядями! Да. Не целиком. – Просто чуть-чуть. – Омбре… – Да, знаете, как омбре, я хотела… типа вот сюда, – Нюта берет прядь волос и вытягивает их, поводя по ней пальцами. – Растяжку вот до сюда, – показывает она границу. – Пониже, – говорю я. Она опускает пальцы. – Так? – Вот так вот да, да. – А может сюда, – они поднимает пальцы до середины пряди. – Ту мач, – говорю я. – Если что-то пойдет не так – тупо можешь их обрезать, – говорит Аня. – Вообще, – говорит Нюта, придвигая к себе тарелку с роллами. – Вообще-то я хотела в 30 лет подстричься. Это я в молодости хотела, когда мне было 18… Палочками макнув ролл в соевый соус и засунув его в рот, она продолжает: – …ммм. Я думала… Я думала, ну, в 30 лет все уже старухи. Мне в 18 казалось. Что типа 30 лет это уже старость. Это я щас… ну, вы вспомните себя. Мы киваем. – Я думала, что с длинными волосами я уже типа не смогу, – завершает Нюта. – Серьезно, – с улыбкой говорю я. – Я вот помню, когда Аня сказала мне типа: это этикет старых людей. – Да? – спрашивает Аня. – Не помню такого что-то блин. Но вообще может быть. На меня похоже, – вздыхает она. – Дату перенесем. В 40 лет надо стричься, – смеется Нюта. – Кстати, Аня, когда ты делала… – начинаю я. – Год наверное прошло, – Аня понимает с полуслова. – Я прошлый раз кератинилась на майских праздниках. – Знаете, почему мне кажется, что 30 лет, в детстве точнее казалось, что тридцать лет – это взрослый возраст? – продолжает Нюта. – Ну. – Потому что… – она прожевывает и глотает очередной ролл. – Потому что у меня… Мне было 12 и помню маму, которой тогда было 36 и она типа родила меня в 24, понимаете, а мне 12 и она для меня была настолько взрослым человеком, она за мной ухаживала, она столько пережила. И мне казалось поэтому, что и в 30 лет уже пиздец взрослые. Аня, подольешь мне? – она указывает палочкой на соус. – Прикиньте у нас бы дети были? – Аня подливает ей соус. – Пиздец… – Как бы я пила виски с колой? – Как бы мы собирались? – Я не знаю, как этих пиздюков… я сейчас не хочу ничего. Животных… Собака это пиздец, кошка это блять пиздец. Нафиг вообще кого-то иметь в своей жизни. Мы согласно киваем. – Так что мы все старородящие, – заключает Нюта. – У нас дети будут дебилами, – смеется Аня. – Их проблемы, – я пожимаю плечами, тоже смеясь. – А вы знаете про ЭКО? – спрашивает Нюта. – Это просто тотальный вообще уровень контроля. Там делают несколько типа эмбрионов из биоматериала. Оценивают по пятибалльной шкале. Выбирают самых типа классненьких. – Вроде их блин можно заморозить на дохрена лет, – говорю я. – Можно заморозить. Потом подсадить кому-нибудь, типа суррогатной матери, себе… – Прикиньте. Если есть какие-то генетические заболевания, которые передаются через какой-то пол… – читаю я, погуглив. – …можно выбрать пол. |