Книга Записки начинающего феодала, страница 83 – Сергей Кусков

— Догоню! — Я бросил Лавру поводья сменных лошадей (Трифон ехал сзади, несколько дальше) и пустил дружка рысью наперерез. Замахал, чтобы сеньорита бабушка, а это была она, остановилась. Бьёрн и Марко двинулись следом, но на почтительном расстоянии — после случая с тем самым Марко Вольдемар так им вставил, что отныне одного меня оставят или в спальне с сеньоритами, или в нужнике, без вариантов. Подъехал к остановившейся бричке, перешёл на шаг, а затем остановил Дружка. Соскочил. Пока едем по своей территории, кольчуги и доспехи возим на вьючных. Это неправда, когда в фильмах показывают, что воины средневековья всегда в доспехах. Хрен там — тяжело и жарко, а ещё натирают шибко. Потеешь в них, воняешь… Треш короче. Надевают их или перед боем, или когда едешь по враждебной территории, иначе нафиг-нафиг. А потому спрыгнул я легко, и сразу сгробастал сеньориту в крепкие объятия.

— Рома, я…

Анабель зарыдала.

— Прости. Я хотела успеть. Но пациент… Я не могла дать ему умереть…

— Всё правильно. Всё верно, подбодрил я, гладя её волосы. — Ты умница. Ты единственная умница в этом жестоком мире!

— Он выжил. Он ТОЖЕ выжил, Рома! Представляешь? — Она подняла мордашку, и засияла от счастья. — Это на самом деле пенициллин! Мне повезло, почти с первой попытки!

— Почти?

— Это второй посев.

Ничего не понял, лишь снова прижал её к себе.

— Я всю ночь работала, готовила. Получилось одиннадцать доз. Было больше, но четыре недавно «ушли» на пробы. Крестьянам. Одну мы вместе возили.

— Помню, — кивнул я.

— Посев был маленьким. Я поставила новый, из него, много, доз сто сделаю. И больше. Но нужно время. Грибы не хотят размножаться быстрее, чем могут, как сладко их не корми.

Это точно. Сколько плесень ни корми, быстрее расти не будет.

— Сахар передали? На сахаре получится? — вспомнил я один из оговорённых, но не утверждённых вопросов.

— Конечно. И сахар использую, и мёд. Потом сравню что лучше. Но всё равно нужно ещё время, Ром. Ты пожалуйста пока не сильно воюй. Пока слишком мало пенициллина для полноценной войны. Я знаю, как это, выбирать, кому дать лекарство, кому нет, оставляя умирать. Это бремя выбора… Оно слишком тяжело. — Она грустно вздохнула.

— Понимаю. Обещаю, сильно людьми рисковать не буду. А к возвращению ты наготовишь много-много порошка, да?

Она уткнулась мне в плечо.

— Анабель, я без ума от тебя. Ты мне нравишься. И мне плевать, что в реальности ты в два раза старше.

Подняла глаза. Посмотрела нежно-нежно, с доверием, которого никогда ранее не было.

— Рома, ты только вернись, хорошо?

— Постараюсь.

Потом мы целовались. Я — её целовал, она — меня. Было до обидного жаль, что ночью её не было, тем более с Астрид они поладили. И сестрёнка ночью клялась-божилась, что не тронет её. Согласилась, что Анабель — рука божья, и это вне зависимости от меня и моих личных качеств, от факта моего вселения в её брата. А ещё сказала, что следит за её работой, и то, что трое крестьян вместо всевышнего видят этот свет и своих родственников… В общем, нельзя убивать таких людей, как бы сильно их ни ненавидела.

— Я буду ждать тебя! — выдала Анабель, отдышавшись.

— Я вернусь. Обещаю.

— Хорошо. — Снова прижалась к груди.

— Не забудь ещё и про спирт. Буду учить народ промывать раны. Спирта надо много.

— Постараюсь. Пока все силы бросила на пенициллин, не до перегонки было. Но твои кузнецы уже сделали всё необходимое, бочка есть. Теперь гончары нажгут насадку, и…

— Гончары? Насадку? — не понял я.

— Ну да. — Она отстранилась и посмотрела мне в глаза. — Это будет ректификационная колонна. С насадками. Не буду же я возиться с поэтапными перегонками? Настроим колонну, и будет круглые сутки выдавать спирт без остановки. Медицинскую концентрацию не обещаю, но градусов семьдесят — сделаем.

— Я и слов таких не знаю, — усмехнулся я. — Ре-кти…

— Ректификация. Мы такое делали в универе. На химии. Не забыл, я в Амстердаме училась? И в Кёльне. И в Гамбурге. Там хорошие университеты. Давно было, но я хорошо помню. Я вообще хорошо помню, что давно было, не то, что недавно… — Тяжёлый вздох.

— Ты теперь снова молодая. — Провёл ей пальцем по щеке. — Наслаждайся. Потом, в ЭТОЙ старости, снова будешь хорошо помнить, что было сейчас.

Мне в лопатку врезался её кулак. Но тут же смягчившись, она произнесла:

— Спасибо… — И так романтичненько покраснела. — Но всё равно буду ждать тебя. Не хочу в разнос идти, — нахмурившись, заявила она. — Даже твоя Астрид е##тся со всеми подряд, а я… Не хочу. Прошла через это когда-то, не стоит оно того.

— А это правильно. — Снова поцеловал её. Быть для кого-то единственным мужчиной? Учитывая местное блядство, и как все спокойно его воспринимают… Это круто!

— В общем, смотри, — вернулась она к бричке, достала с пола парусиновую сумку, из которой извлекла… Деревянную коробочку-ларец. Откинула крышку. Внутри был серый плохо, но терпимо пахнувший порошок. — Смотри, мастера мне будут делать вот такие коробочки для дозировок, с деревянными замочками. Открыть легко, замочки только чтобы случайно, от тряски не открылись. Здесь на одну кружку одна доза. Должна помочь, но если не помогла — можно через время дать вторую. Сразу не надо — пенициллин по сути яд, можно и от него кони двинуть. Береги! Больше нету. И когда будут — не знаю.

— Спасибо. — Я закрыл коробочку, заперев её простым, но достаточно надёжным с виду деревянным же механихмом. Ларчики не для драгоценностей, сойдут и такие. Полиэтиленовых мешочков тут пока не придумали. Заглянул в сумку. Там лежало ещё несколько таких. Вес порошка — так себе, коробочка намного тяжелее содержимого, но дерево хорошее, должно уберечь от излишней влаги. Вес оправдан.

— Возвращайся. — Анабель снова прыгнула на меня, впиваясь губами поцелуем.

Сотню нагнали быстро, хотя не спешили. Я ехал задумчивый, с дурацкой улыбкой на лице. Парни понимающе усмехались, отвернувшись в сторону — типа за местностью следили.

Снова было искушение обернуться. На виднеющийся далеко-далеко замок, где на башнях всё ещё стоят наши жёны и подруги, и, конечно, моя сестрёнка. Точнее сестрёнка Ричи, моя любовница. И чуть ближе, где также в спину нам смотрит, махая мне платочком, человек из двадцатого века, пусть и попавший сюда из двадцать первого.

У самого брода, а точнее на той его стороне, к нашей сотне подъехали трое седовласых воинов, держащих на поводу по две вьючных и одного заводного коня. Были в гражданском, но по выправке чувствовалось, что они именно воины. Я не видел, как их приветствовали «старослужащие», так как к броду подъехал последним и терпеливо ждал, пока переправятся все (а куда спешить), но судя по тому, что их оставили стоять на той стороне и ждать нас, люди эти в сотне известные.