
Онлайн книга «Мой дневник. 1919. Пути верных»
Какой припадок безумной тоски, злобы и ярости был у меня вечером за мои вещи – я вспомнил нашу квартиру на Лиговке, и думал, что скорее успокоюсь. Тате не говорил, может, она переживает тоже, тогда лучше бы сказать и потосковать вместе, если она успокоилась раньше меня – тогда я поступил правильно. 2 августа (Царицын). 35-й день болезни, 31-й лежа в кровати. Брр… Как надоело. Впечатлений никаких, жизнь проходит как-то около, касаясь лишь небольшим краешком в виде нерегулярного чтения газет, из которых я продолжаю делать интересующие меня вырезки [127]. Между ними есть небезынтересные, как, например, «Основные положения ген. Деникина». В ней видно ясно, почему Деникин вопреки своему Особому совещанию признал Колчака. Сейчас все валится на его голову – «Я тут не начальство, моя хата с краю». Это типично для людей… со слабой волей. Но, в общем, считаясь с фактами, а главное личностями, это можно приветствовать. По-моему, с Корниловым было бы тяжелее, и мы давно, находясь под флагом старой Учредиловщины, были бы подобно Уфимской директории, пережить государственный переворот. Но с характером Корнилова и ввиду отсутствия людей, равных ему по характеру, все бы положение сильно осложнилось. Судьба знает, что делает. Может быть, отдав судьбы армии в руки слабовольного, но безусловно прямого и честного Деникина – он приведет нас к успеху. Пока в общем надо признать, что его позиция всегда оказывалась правильной. 3 августа (Царицын – все еще он). Надоедает ежедневный ритуал, надоедает все относящееся к болезни, когда же наконец заключение? Все сильнее и сильнее ходят слухи о создании отдельной Кубанской армии, но во главе с Улагаем, а не с Врангелем. Последний едет в Екатеринодар и собирается там выступить в Раде, и это очень скверно, т. к. я не сомневаюсь, что он будет говорить не решительно и твердо, обличая безумие самостийников, как бы то следовало, а на тему «с одной стороны нельзя не признаться и т. д.» А вдруг Армия бyдет и он не будет ею командовать, ведь это нож острый! Крутит он, это несомненно. А между тем Покровский смело и открыто заявил, что Кубанская армия – это ерунда, т. к. никаких технических сил у нее нет, а я добавлю «и управления», что есть только казаки и лошади, да и то первых самостийники сбивают с толку – значит остаются одни лошади. Да это и верно. Подражая Дону, Кубань забывает, что там людей больше и там стонут от недостатка офицерства, а высший командный состав (Наштарм [128] Келчевский) приходится брать извне. Я страшно жалею, что я не Генкварм – скандал был бы больше. Как только будет создана Кубанская армия, я подаю рапорт следующего содержания: «Ввиду переименования Кавказской армии в Кубанскую, я прошу об отчислении меня от должности С.А., т. к. не считаю возможным служить в армии, подчиняющейся не только нашему Главнокомандующему, но Атаману и Правительству, авторитет которого для меня не существует. Я считаю для себя возможным продолжать службу только в армии Русской, синонимом которой для меня является армия Добровольческая и ранее армия Кавказская. По этим причинам я в свое время не соблазнился весьма лестными предложениями, привлекавшими меня в армию Украинскую, хотя это был период, когда Гетман и его Правительство, прикрываясь лозунгами, призывавшими к возрождению Единой Великой России, чего даже и не трудится делать теперь Правительство Кубани, от которого будет зависеть армия Кубанская». Конечно, это обратит на себя внимание, но… лучше бы я был Генквармом, скандал был бы больше. Во всяком случае поживем – увидим, время покажет, обольшевилась ли уже Кубань или нет – сильно похоже, что тыл уже готов. 4 августа (Царицын). Вчера вдруг у меня появился Шатилов. Говорил много и довольно оживленно – о Генквармстве ни слова. Интересную вещь он мне рассказал: В Екатеринодаре было заседание: Романовский (за Главкома), Плющевский (как наштаверх), Филимонов – атаман, Науменко – походный атаман и Врангель. Предметом обсуждения было создание Кубанской армии. В ответ на требование Врангеля дать Кавказской армии пополнение и хлеб (мы на довольствии у Кубани) Науменко отвечал, что необходимо бросить кость Раде – дать ей игрушку в виде отдельной Кубанской армии. Никто существенно не возражал. Тогда Романовский говорит Филимонову, что необходим генерал, кандидат на должность Командарма, вполне подготовленный и подходящий. Филимонов говорит, что конечно может командовать Походный Атаман (Науменко честно заявляет, что он не подготовлен и никогда армией командовать не будет), но у них у всех намечен один кандидат – Врангель, который теперь почитается коренным казаком. Все взоры обращаются на Врангеля – он заявляет, что командовал Кубанской дивизией, Кубанским корпусом; командует армией, где большинство кубанцев, и рад всегда ими командовать, но до сего времени он знал только стратегию и не знал политики, а при создании отдельной Кубанской армии ему придется иметь дело с Правительством и Радой и как бы входить в кабинет, а тогда, учитывая политику, ему придется подать своим войскам команду: налево кругом и разогнать самому ту сволочь, которая сидит в далеком тылу. Картина… Как компромисс решили, что Филимонов пошлет Врангелю и всем крупным начальникам письма о целесообразности создания отдельной Кубанской армии и ответы послужат ему материалом для Рады. Все ответы посланы, все высказались отрицательно! Да эти нелепые самостийники могут думать о своей армии, не имея ни материальной части, ни технических войск, ни органов управления. А офицеров Генерального штаба у них, кажется, человек 5 – это желание подражать Дону, более богатому людьми, но все же страдающему от недостатка в офицерстве. 5 августа (Царицын). В общем я поправляюсь, но настроение мое кошмарное – апатия полная. Раньше пользовался разрешением доктора встать в ту же минуту – теперь еле к обеду меня вытянула Тата. Ни вставать, ни есть – ничего не хочу. Изредка как бы пробуждается желание уехать отсюда, да и то как-то слабо и апатично. Сам себе становлюсь противным – не могу взять себя в руки. Исхудал сильно, еле хожу, совсем перестал быть человеком. Надоело все. 6 августа (Царицын). Вспоминаются былые дни, праздник Преображенцев [129], парад в Красном… как все это далеко, как невозвратимо все прошло и кануло в вечность… Неважно мы выбрали, надо сознаться, время, чтобы жить, немногим поколениям за все существование мира выпал на долю такой период для жизни. И не рад этому «преимуществу». |