
Онлайн книга «Босс скучает»
— Пошли, нам всё равно в одну сторону, как ты уже поняла. Герман предлагает мне свой локоть, и я, слегка поколебавшись, всё-таки беру его под руку. — Да, неожиданное соседство, — с деланой иронией замечаю я. — Почему? Я всегда любил центр. — Как и я, — зачем-то добавляю. Только не говорю, что центр-то большой, и существует множество других районов, где бы он мог осесть. Поближе к матери, например, на родной Петроградке. — По набережной? — с улыбкой уточняет Островский, игнорируя моё лёгкое недовольство, и вот мы уже поворачиваем на Фонтанку. Шаг за шагом меня отпускает. Раздражение само собой развеивается. Город окутан в дымку, мрачные фасады старых зданий, словно стены крепостей, тянутся вдоль реки. В этой части всегда малолюдно: только машины несутся по дороге, да речные трамвайчики с ночными экскурсиями курсируют от пристани до Невы и обратно. Мои пальцы тонут в мягком кашемире пальто, и это проклятое дежа вю опять бомбардирует нервные окончания. Сколько раз вот так мы гуляли в прошлом? Великое множество. То и дело сбегали ночью пошататься по городу. Да, конечно, мы веселились, шутили, то и дело целовались, и забредали в странные места, слушали уличных музыкантов, катались на корабликах по Неве, шли на пляж у Петропавловки и сидели у воды, размышляя о жизни. — Покатаемся? — врывается в мой разум голос Германа, и я невольно сильнее сжимаю его предплечье. Мы тормозим у спуска к воде, где как раз готовится отойти в рейс очередной речной трамвайчик. На боку золотыми буквами выведено «Геркулес», и усталый зазывала с вежливой улыбкой поглядывает в нашу сторону, попутно подгоняя припозднившихся пассажиров. — Завтра на работу, — зачем-то напоминаю я. — А мы недолго, сойдём на следующей швартовке. — Я не уверена… — Варь, — Герман встаёт напротив меня и наклоняет голову, чтобы заглянуть в лицо. — Это был грёбанный долгий безумный день. Уверен, ты тоже вдоволь набегалась. — Твоими усилиями… — отвожу взгляд, только бы не смотреть на него. Сердце безумно ухает в груди, потому что Герман заполнил собой всё пространство вокруг. Не вижу ни зданий, ни города, ни людей, только лицо Германа и его бездонные зелёные глаза, в которых так хочется утонуть. — Но ты же справилась. И за это тебе огромное спасибо. Если б я не был вынужден так срочно уехать в столицу, сам бы всем занялся. Это его «огромное спасибо» топит лёд в моей душе. Я уже не так твёрдо уверена, что откажу ему, гордо развернусь и уйду к дому. Потом, что плохого случится, если мы немного отдохнём? Когда я последний раз любовалась на город с воды? Да ещё и ночью. Уже ноябрь. Навигация прекратится двадцать пятого. Мы, можно сказать, прыгаем в последний вагон, ловим финальный шанс покататься в этом сезоне. — Ну, хорошо, пошли, — киваю и подхожу к гранитным ступенькам набережной вперёд него. Спустившись, не гляжу на Германа, иду по трапу, пока он покупает билеты и проходит на кораблик следом. Народа мало, в этом бизнесе бешеная конкуренция, но и морозить носы в ноябре желающих мало. Люди попрятались в закрытой части речного трамвайчика, но мне хочется проветрить голову, на которую всегда падает морок от близости Германа. Поэтому я иду на корму, даже не проверяя, где находится виновник моего состояния. Но когда поднимают трап и судно с лёгким урчанием боком отшвартовывается от понтона, я спиной ощущаю близость Германа, а затем краем глаза вижу его руки, сжимающие перила на борту кораблика. На палубе, кроме нас, ещё несколько энтузиастов, но и они вскоре уходят внутрь, где потеплее. В закрытом помещении играет музыка, а тут слышен лишь плеск воды и звуки города. Чёрная поверхность Фонтанки кажется бездонной, хотя там на самом деле местами глубина лишь чуть больше трёх метров. Я слегка заворожена тенями и бликами от вечерней иллюминации… а ещё непонятным мужчиной из моего прошлого, устроившимся по соседству и погружённым в свои собственные думы. — Я так поняла, ты уже был знаком с Такаши до его сегодняшнего приезда? — решаюсь первой нарушить молчание. — Такаши? — Герман поворачивает голову в мою сторону. — Вы уже на «ты» успели перейти? Жму плечами с невинной улыбкой. — Можешь назвать это клиенто-ориентированностью. — Я запомню, — усмехается он и всё же отвечает на мой вопрос: — Да, мы встречались на предварительных переговорах в Москве. — Зачем ты перевёл головной офис в Питер, если постоянно мотаешься в столицу? — Суетно там. Не мой это город, — поясняет Герман. — А какой твой? — Вот этот, — он делает широкий жест рукой. — Но и он изменился. Раньше в это время уже снег везде лежал. — Да, с конца октября, наверное, — тихо соглашаюсь я, тоже отмечая, что в городе моего детства и юности много что изменилось, даже климат. — Еврозима. — Ну, до еврозимы нам далеко. Поворачиваю голову и смотрю на его губы, изогнутые в лёгкой усмешке. — А, ну да, ты-то про еврозимы всё знаешь. — Несколько застал, пока жил в Швейцарии, — жмёт Герман плечами. — А климат слегка изменился, потому что Гольфстрим поменял течение, теперь в Питере его влияние больше ощущается. — Почему ты вернулся? — внезапно спрашиваю я. Герман застывает, потом разворачивается полностью и встаёт напротив меня, я теперь спиной упираюсь в край борта, стараясь не думать, что позади ледяная масса речной воды. — Пора было что-то менять, — просто поясняет он. Его глаза таинственно и многозначительно мерцают. Мне становится не по себе. Хочется отвести взгляд, но я почему-то не могу. — И как? Получается? — Иногда кажется, что да. Невольно вздрагиваю и обхватываю себя руками. — Замёрзла? — Герман наклоняется ко мне, и от его близости вопреки всему к щекам приливает жар. — Слегка. Тут у воды слишком свежо. — Согласен. Он не предлагает мне пойти внутрь, где тепло. Видимо, и самому не особо хочется. Просит лишь обождать и быстро возвращается с пледом, который без лишних слов накидывает мне на плечи. Немного странно стоять во флисовом покрывале, и ветер, гуляющий по палубе, всё равно пробирается в мои не по сезону лёгкие сапожки. — Теплее стало? — вежливо уточняет Герман. — Немного. — А так? Островский хватает края моего пледа и тянет на себя. По инерции я делаю шаг вперёд и прижимаюсь к его телу. Всякие барьеры и дистанции порушены. Мы вторгаемся уже даже не в личное, а в интимное пространство друг друга, и не я одна это осознаю и понимаю. |