Книга Контракт на невинность, страница 77 – Анна Шварц

Ветер задувает в нашу сторону и приносит с собой запахи из кафешки рядом. Пахнет бургерами. Котлетами и луком. Тошнота подкатывает так же внезапно, как и днем, и я, издав мучительное “бве”, отворачиваюсь, нашаривая ручку двери.

— Черт, закрой окно, пожалуйста, — сдавленно выдыхаю я, — воняет едой… боже.

Камиль никак не комментирует это, но я слышу, как окно с шорохом закрывается, и спустя мгновение машина заводится, щелкнув замками на дверях. Мы покидаем парковку. В салон проникает относительно свежий воздух с запахом выхлопных газов, и тошнота потихоньку отступает.

Я молча смотрю за окно, пытаясь выровнять дыхание.

— И куда ты едешь? — интересуюсь спустя несколько минут я, глядя, как мы уверенно удаляемся от центра.

— Домой. И хочу услышать по дороге твою историю. Например, с какого черта ты решила сходить на УЗИ и зачем полезла туда, куда тебе не следовало. Тебе вообще лучше сейчас говорить, а не молчать.

— А я для начала хочу услышать, с чего ты взял, что бесплоден, Камиль, — холодно произношу, поворачиваясь к нему. Он с настолько бесстрастным лицом ведет машину, что только тени и всполохи от фар на нем напоминают мне, что время не замерло. Ни единой, мать его, эмоции нет!

— Попробуй догадаться сама. Ума хватило же порыться в шкафу, и прочитать, что было написано в выписках? — медленно отвечает Камиль, а я злюсь окончательно.

— Откуда я могу знать?! Не уходи от ответа!

— Твою мать, недогадливая ты моя… после химиотерапии редко случаются дети.

— Редко — это не “стопроцентно”!

— Меня убедили, что стопроцентно.

— Тогда случилось чудо, — скептически произношу я, глядя, как городские пейзажи сменяются лесополосой. Конечно, я узнаю дорогу, которая ведет к дому Камиля, но в голове мелькает тревожная мысль — не решит ли он избавиться от меня? Нет человека — нет проблемы.

— Твой сарказм не к месту.

Я так успокоиться пытаюсь, Камиль. Лучше уж буду грубить и говорить с сарказмом, чем плакать.

— Ты не предохранялся только со мной, надеюсь?

Я вижу, как Камиль прикрывает на мгновение глаза, несмотря на то, что ведет машину. Кажется, он тихо произносит матерное слово.

— Да, только с тобой, — получаю я, наконец, ответ.

Хоть тут радостная новость. Шеренга удивленных и беременных женщин перед домом стоять не будет.

Я снова бросаю на него взгляд. Обида гложет меня изнутри, но еще сильнее терзает сердце другая боль. Поэтому я со вздохом решаю все-таки пояснить, как все получилось.

— Меня сегодня тошнило, — сообщаю я, — подруга дала мне тест на беременность, убедив меня его сделать. Я даже не подозревала, что увижу на нем две полоски. Думала, что у меня просто задержка — такое часто бывало раньше. Меня это напугало. Я не знала, что делать, не знала, что думать. Решила, что в тех документах я могу увидеть, что ты лечился от бесплодия или что-то в этом роде, и, может, обрадовать тебя, но увидела вещи страшнее. Ты меня обманывал, Камиль, я поступила плохо… Мы вроде как квиты. Но все равно… извини за это.

Машина сбрасывает скорость.

Камиль молча сворачивает к обочине, паркуется, включив аварийку. Забрав сигареты, он так же молча открывает дверь и выходит в темноту.

Я провожаю его взглядом. И впервые вижу, как он отпускает эмоции, которые держал в себе. Кажется, он что-то резко произносит — к сожалению, я не слышу, что именно, и с силой впечатывает в капот машины кулак.

После он отворачивается от меня и закуривает.

Немного подождав, я выхожу следом. Когдая подхожу к Камилю, присев рядом на капот Мерса, он выдыхает в сторону дым, убрав подальше от меня сигарету.

— “Извини” — ни хрена не подходящее слово для всего этого, цыпа, — произносит неожиданно он, глядя куда-то вдаль, — какой у тебя срок?

— Небольшой. Несколько недель, — отвечаю я как-то уныло, поежившись от ветра. Мимо нас, по другой стороне дороги проносится машина, моргнув фарами и громко посигналив, отчего я вздрагиваю. "В задницу себе бибикни" — хочется крикнуть ей вслед.

— У тебя есть время, чтобы ты подумала о прерывании.

— Что? Нет. Я не буду этого делать, — звучит это просто, но никто даже не догадывается, что каждое слово мне приходится выталкивать из себя. Мне кажется, или сегодня Камиль наговорил слишком уж много нехороших вещей? Сложно поверить, что у него даже сердце не ёкает, когда он такое произносит, — тебе настолько неприятна мысль о том, что я буду воспитывать твоего ребенка?

— Нет. Мне неприятно то, что я не смогу в этом участвовать. Никак.

Мое горло после этих слов сжимается спазмом, а еще я чувствую, словно внутри у меня что-то лопается горячее и ядовитое и разливается в груди. Я поворачиваю лицо в сторону Камиля — он по-прежнему не смотрит на меня… но даже так я начинаю понимать, о чем он думает в этот момент, и какие демоны терзают его душу.

Если раньше я считала, что он просто не любитель заглядывать в будущее, как и я, то теперь понимаю, что Камиль просто-напросто знал — никакого будущего у него нет. Его желание не привязываться к человеку теперь кажется мне вполне логичным, как и желание возвести вокруг себя некую стену, не пуская в свой мир всяких девочек по имени Ева, которые настырно стучатся туда со всякими дурацкими вопросами.

Скорее всего, если бы карты так не легли и со мной не случилась беременность, я бы никогда об этом всем не узнала. Не могу сказать, что это было бы лучше. Его исчезновение принесло бы мне боль. Я бы злилась на него. Очень сильно. Может быть, даже несправедливо ненавидела бы.

Я шарю ладонью по капоту и кладу свою руку поверх руки Камиля. Мне становится немного легче говорить, чувствуя его тепло.

— Извини. Мне правда дорого то, что между нами было… и поэтому я не стану этого делать, Камиль.

Камиль щелчком отправляет сигарету в дальний полет.

— Ладно. У меня не выйдет тебя переубедить, — произносит он с усмешкой и убирает руку из-под моей, поднимаясь с капота, — просто у ребенка должно быть два родителя. Если с тобой тоже что-то произойдет — он останется один.

— Камиль… со мной ничего не произойдет. Я сделаю для этого всё.

Он поворачивается ко мне, засунув руки в карманы и смотрит с высоты собственного роста — с нескрываемой иронией в глазах. Где-то за ней прячутся более темные и плохие эмоции.

— Если бы от твоей уверенности что-то зависело, цыпа…

— Почему ты сразу думаешь о самом плохом?!

— Потому что самое плохое было у меня? — иронично приподнимает он бровь в ответ, — я опираюсь на свой опыт. У меня нет ни одного родственника в живых. Какое-то время я рос на улице, после попал в детский дом. Хочу я такую судьбу своему ребенку? Да нет. Ты не вкуриваешь просто. У меня дочерта денег, и, естественно, они останутся тебе. Но кто-нибудь рано или поздно захочет у тебя их отобрать, как когда-то это случилось со мной, и ты с этим точно не справишься. Так яснее? Ладно, иди обратно в машину. Тут холодно. Ты там слышишь меня?