Онлайн книга «Капитан Михалис»
|
Земля задрожала, как будто две враждующие силы столкнулись на склоне горы. Низами приставляли лестницы и ловко карабкались по стенам. Далеко на горизонте начинало светлеть. Игумен подозвал к себе монахов. – Слушайте, братья, что я надумал! По всему видно – монастырь нам не удержать, и в этом виноват я. Турки охотятся за мной, хотят отплатить кровью за кровь. Поэтому я решил сдаться в плен. Прощайте! – Святой игумен, да ведь они убьют тебя! – испуганно воскликнул знахарь Фотиос. – А как же, брат Фотиос! Конечно, убьют. Зато монастырь уцелеет! – И тебя убьют, и монастырь не пощадят. Известно, какой это подлый народ. – Все равно я должен исполнить свой долг. Остальное доверяю воле Божией. Игумен взял посох, привязал к нему белое полотнище и взобрался на стену, размахивая им. – Чего надо, неверный? – откликнулся турок-часовой. – Кто там у вас за главного?! Скажи ему, мол, игумен сдастся, если он пообещает пощадить монастырь. Громовой голос игумена эхом отдавался в горах. Турок отправился докладывать, и воцарилась предрассветная тишина, которую разорвал вдруг крик петуха на дворе обители. – Бросай оружие и выходи. Монастырь я не трону! – послышался через некоторое время голос турецкого командира Хасан-бея. – Поклянись! – крикнул игумен. – Клянусь Магометом! Игумен спустился со стены. Его окружили монахи и весь монастырский люд. Прощаясь, плакали и целовали ему руки. – Прощай, святой игумен, прощай, великомученик… Игумен приблизился к церкви, пал ниц и поцеловал порог. – Господи Иисусе Христе, прощай! – Обвел взглядом двор, церковь, кельи, кладовые, конюшни. – Все прощайте! Едва игумен вышел за ворота, его обступили плотным кольцом турки и увели. После чего другой отряд ворвался в приоткрытые ворота монастыря. – Они подожгли монастырь! Нарушили клятву, собаки! – вскричал капитан Поликсингис (голова у него была рассечена ударом кинжала). – Где капитан Михалис?.. А капитан Михалис до сих пор не вернулся. Отряд возглавил знаменосец Тодорис, и греки атаковали турок с тыла. Монастырь уже пылал. Из ущелья, как из прорвы, шли все новые и новые толпы в красных фесках. Монахи, из тех, что помоложе, спрыгнули со стены и отступили вместе с повстанцами. – Куда пропал твой дядя? – спросил Тодориса капитан Поликсингис, когда они достигли горного хребта. – Не знаю. Еще ночью ушел в засаду. – В какую засаду? – Говорю тебе – не знаю! На перевале христиане остановились и посмотрели вниз, на горящий монастырь. Злобно бушующее пламя взметнулось почти до неба. Капитана Поликсингиса охватило глубокое уныние. Глаза помутнели, а боль в ране как-то притупилась. – Идем, капитан, – сказал ему Тодорис. – Хватит смотреть, нет больше нашего монастыря. Знать, на то воля Божья. А мы свой долг выполнили. – Был бы с нами капитан Михалис!.. – вздохнул Поликсингис. С трудом уговорили его двинуться дальше. Капитан Поликсингис со своими смельчаками направился в Кастели. Отряд капитана Михалиса – в сторону Петрокефало. А скорбная весть летела впереди них, и везде их встречали плачем. Дозор, оставшийся в седловине следить за передвижением турецкого войска, около полудня догнал отряд капитана Поликсингиса. Заставив себя проглотить кусок хлеба, капитан улегся в тени платана в пересохшем речном русле, а старый монах Фотиос промывал и перевязывал ему раны. Поликсингис издали заметил дозорных. – Какие новости, Якумис?! – крикнул он. Грек, черный как сажа, нескладный, коротконогий, с быстрыми бегающими глазками, подошел к командиру. – Ишь, как тебя зацепило, капитан! Ну да Бог милостив. Сегодня мы внизу, но скоро поднимемся, будь уверен. Жизнь, она ведь как колесо! Бог с дьяволом сговорились меж собой и крутят его поочередно – один строит, другой разрушает… – Что там с монастырем? – А ты бы чего хотел? Ясное дело, черт его прибрал! – Прикуси свой поганый язык, богохульник! – строго прикрикнул на него отец Фотиос и перекрестился. – А чего – я ничего, просто говорю, что монастырь стал тем, чем был до того, как его построили, – то есть прахом. – А турки? – Ушли с игуменом. Вот попомните: наделают из его шкуры кисетов – много кисетов получится! Пока Якумис отпускал свои шуточки, низами и впрямь кололи игумена кинжалами. Всем им не терпелось свести с ним счеты, но паша отдал приказ доставить игумена живым. Солнце было еще высоко, когда они с барабанным боем входили в Мегалокастро. Паша вышел на балкон приветствовать победителей. Низами поставили пленника перед пашой. – На колени, гяурский поп! – крикнул паша, увидев, как гордо держит игумен израненную голову. Все его тело кровоточило, но взгляд оставался ясным. Не обращая внимания на улюлюканье турок, пленник глядел на небо, на клонившееся к закату солнце, и на душе было до странности легко, как будто у него вдруг выросли крылья. – Да он меня и не слушает! – рассвирепел паша. – Эй ты, чего улыбаешься? Может, он со страху не понимает, куда попал? – Понимаю, – ответил игумен. – В рай! Не впервые видел паша стойкость критян. Что за народ – ни огнем, ни ножом их не проймешь. – Да нет, не в рай, погоди, – сказал паша. – Еще покамест постоишь под платаном! – Это одно и то же, – пожал плечами игумен. – Вздернуть гяура! – приказал паша, и губы у него посинели от злости. Арап и несколько стражников бросились на старика, потащили его через двор на площадь, где рядом с венецианским фонтаном и мраморными львами шелестел листвой Большой платан. Народу собралось видимо-невидимо, все близлежащие улочки переполнены. Солнце клонилось к закату. На платане сидело множество птиц. Они слетелись сюда на ночлег, но пока еще заливались разноголосым хором. Принесли скамью. Пленника усадили. Позвали турка-цирюльника. Он пришел со своими бритвами, ножницами и бронзовым тазиком. Увидев игумена, брадобрей аж затрясся от радости. – Так ведь ты настоящий храбрец, тебя я и без мыла оформлю! Он схватил игумена за бороду и принялся ее сбривать. Игумен закусил губы, а стоящие вокруг турки падали наземь от хохота. Тем временем Сулейман перекинул через ветвь платана веревку и хорошенько намылил ее. Несколько христиан, спрятавшись за ставнями дома напротив, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Подошел паша и, развалясь, уселся в кресле напротив игумена, предвкушая интересное зрелище. |