Книга Четвертое сокровище, страница 31 – Тодд Симода

После небольшой паузы он быстро кивнул и спросил:

— Но его состояние может и не улучшиться?

Тина объяснила, что не знает, но слышала, что при реабилитации нервные связи могут восстановиться и утраченные функции — отчасти вернуться. Однако, предупредила она, вряд ли следует ожидать полного восстановления.

Официант принес большие тарелки: на одной стороне возлежал вегетарианский сэндвич, раздувавшийся от жареного красного перца, красного лука и зеленых листьев салата, на другой стояла большая чашка супа.

— Приятного аппетита, — сказан официант. — Через минуту я подам еще чаю.

Тина попробовала суп.

— Вкусно, — оценила она. Годзэн вздохнул с облегчением.

Тина отодвинула ложку, залезла рукой в рюкзак и вынула листок, отданный врачом.

— Это нарисовал сэнсэй.

Взгляд Годзэна задвигался по листку, брови хмурились.

— Не может быть, чтобы это сделал сэнсэй.

— Некоторые части похожи на кандзи, некоторые — на кану, но я и то, и другое знаю плохо.

Годзэн взял рисунок и стал изучать его — в какой-то миг даже перевернул вверх ногами.

— Эти рисунки сделаны в стиле сэнсэя Дзэндзэн, только не столь энергично. И черты не складываются ни в иероглифы, ни в азбуку. — Он повернул лист и показал ей на часть рисунка. — Вот это часть иероглифа «вода». Вы не дадите ручку?

Тина вытащила из рюкзака ручку и протянула ему На салфетке он изобразил иероглиф «вода».

— Вот это «мидзу», вода. На рисунке есть часть этого иероглифа, — он показал на несколько черт, — но в целом иероглифа, похожего на то, что здесь нарисовано, нет.

— Понятно, — сказала Тина. — Не кажется ли вам, что этим он хочет что-то сообщить, но не может вспомнить весь иероглиф целиком?

Годзэн втянул воздух через зубы.

— Не знаю. Я не могу найти никакого смысла в его рисунках. Здесь все смешано, как… в мазне. Это правильное слово?

— В каракулях?

— Да, каракули.

— Вы сказали, что отдельные черты похожи на стиль сэнсэя, только слабее. В каком смысле слабее?

Годзэн показал на мазок, о котором шла речь.

^{Первый иероглиф — «бё» — изображает человека, лежащего на кровати, и значит «болезнь». Иероглиф произошел от идеограммы, изначально имевшей значение «большой алтарь». Значение может отсылать к понятиям «большой», «калечащий» или «фатальный». В чертах должен быть размах, чтобы не дать болезни завладеть духом больного. Второй иероглиф — «хицу» — состоит из сочетания идеограмм «бамбук» и «кисточка в руке». Для письма чаще всего брали бамбуковые кисточки, хотя каллиграфы пользовались ими крайне редко. Тем не менее, бамбуковые кисточки дают ощущение изначальной сельской простоты, описываемой традиционным японским понятием «ваби-саби» [48].}

^{Дневник наставника. Школа японской каллиграфии Дзэндзэн.}

— Вот здесь его маркер двигался кругами, словно его разум расстроен. В сёдо есть специальный термин — «бьёхицу», что буквально значит «больная черта». — Годзэн нарисовал иероглиф на салфетке. — По тому, как нанесены кистью черты иероглифа, можно определить, болен ли человек, написавший его, или его сознание не сосредоточено на том, что он писал. Черты могут показать духовное и ментальное состояние человека. Сэнсэй сказал бы, что каллиграфия — картина сознания пишущего.

Тина внимательно посмотрела на рисунки сэнсэя.

— Значит, вы утверждаете, что эти рисунки «бьёхицу»?

— Очень «бьёхицу».

— Интересно, — заметила Тина. Она записала слово и скопировала иероглиф в свою записную книжку.

Тина стояла в кабинете профессора Портер на втором этаже восточного крыла института и смотрела, как та подписывает Тинино заявление в Отдел финансовой помощи. Когда она закончила, Тина сказала:

— Я была у учителя каллиграфии — того, который перенес удар. — Она показала профессору рисунки сэнсэя и пересказала все, что ей объяснил Годзэн.

— Классические признаки аграфии.

Профессор Портер встала из-за стола и подошла белой пластиковой доске на стене. На ней было накарябано несколько объявлений («Конференция, последний срок — 30 октября», «Переписать статью!»), а также набросок каких-то нейронных связей, которые Тина не распознала. Рядом был выведен жирный X. Профессор Портер открыла черный маркер и начертила на доске несколько линий. Одна была похожа на латинское «f» без горизонтальной черты, другая напоминала часть «а».

— Пациенты, страдающие аграфией, теряют способность писать буквы алфавита целиком. Повреждения в их мозгу прервали проводящие пути, позволявшие им помнить, в каком порядке пишутся части букв. Было бы интересно, крайне интересно изучить этот случай с учителем японской каллиграфии. Мы могли бы сделать какие-то важные открытия. К тому же межкультурные исследования — сейчас самый писк. Это было бы превосходно, просто превосходно! Он согласился стать объектом исследования?

— Он не может говорить. Не знаю, может ли он вообще понимать, чтó ему говорят.

— Мы должны получить разрешение. Вы говорили с его врачом?

Профессор Портер закрыла маркер и вернулась к столу.

— Он как раз зашел в палату, но не думает, что сэнсэй сможет в скором времени общаться.

— Может, мне с ним поговорить? И нам даст разрешение кто-нибудь из родственников.

— Разрешите мне попробовать еще раз, — попросила Тина. — Врач сказал, что как только опухоль сойдет, некоторые функции могут восстановиться.

— Это правда. Хорошо. Занимайтесь, — быстро распорядилась профессор.

Сэнсэй Годзэн рассматривал Тушечницу Дайдзэн на свету. Камень играл, когда свет падал на поверхность под неким углом. Наставник отнес тушечницу в мастерскую сэнсэя Дзэндзэн и осторожно опустил на низкий столик. Открыв выдвижной ящик, нашел там новый брусок туши. Затем развернул верх тушечницы и положил ее на стол.

Из маленькой фляжки капнул на тушечницу несколько капель воды. Застыв на секунду в нерешительности, он словно бы размышлял, можно ли продолжать. Затем опустил конец брусочка в воду и начал медленно растирать тушь. Черная тушь легко натиралась, и вода постепенно чернела, будто бы тушечница проголодалась.

Когда тушь стала совершенно черной, Годзэн полюбовался получившимся небольшим озерцом. Он положил перед собой лист лучшей рисовой бумаги — его гладкая поверхность позволяла кисти скользить без всякого усилия — и грузом прижал ее к столу. Он выбрал кисть, сделанную вручную в точном соответствии с указаниями сэнсэя Дзэндзэн в одной из старинных японских лавок.