Онлайн книга «Хочу сны. Игра уравнителей»
|
– Ты плачешь что ли? – удивился Виктор и внезапно обнаружил, что впервые испытывает от материнского плача не раздражение, а только неловкость, словно не слышал его несколько лет, а не несколько месяцев. – Нет, сынок. Я не плачу, – женщина глубоко вздохнула. – Как твои дела? – вопрос прозвучал настолько фальшиво, что Виктор отчётливо представил натянутую улыбку на заплаканном лице матери. – Нормально, – ответил он и, различив на другом конце провода тихий всплеск и осторожный глоток, спросил. – Ты пьёшь что ли? – Нет! – ответила женщина, оторвавшись от бутылки. – Конечно, нет! – Да ладно, – мягко, почти снисходительно, сказал он. – Я же слышу. Что случилось то? – Ничего особенного… Просто поссорились с Юрой. Снова… Но это ерунда! Правда! Думаю, он вернётся… То есть, за вещами то он точно вернётся, – в трубке раздался пьяный смешок. – Кто такой Юра? – Ты что, не помнишь? – женщина возмутилась. – А должен? – Виктор усмехнулся. – Ну, он мой… эм… Мой сожитель. То есть, теперь уже бывший сожитель. Вот… – Ясно… – Ясно? И всё? – казалось, мать разозлилась не на шутку. – Ну да, – Виктор беззвучно смеялся, мысленно перебирая не один десяток бывших «сожителей» своей матери, которые сменяли друг друга столько, сколько он себя помнил. – А что ты хотела услышать? – Мог бы посочувствовать, сын, – нравоучительным тоном заявила женщина. – Зачем? Сама же сказала: «ничего особенного». Так оно и есть… Когда ты уже перестанешь страдать ерундой? – «Страдать ерундой»?! По-твоему, моя личная жизнь – ерунда?! – Тебе сорок лет, мам, какая личная жизнь? – с улыбкой спросил Виктор и, перехватив трубку поудобнее, спустился на пол. – Ах ты – маленький невоспитанный… негодяй. Мне вообще-то только тридцать семь! – А ума лет на пятнадцать, – продолжал злорадствовать Виктор. – Кто бы об уме говорил, профессор, – женщина громко и надменно хохотнула. – Мне тут звонил твой куратор… Ехидная улыбка исчезла с лица Виктора, и он напрягся. – Говорит, ты много пропускаешь, остряк, – послышался долгий глоток, затем щелчок зажигалкой, и лёгкий треск тлеющей сигаретной бумаги. Женщина шумно выдохнула дым. – Что вы можете сказать в свою защиту, профессор? – Я слегка приболел. – Целый месяц – это называется «слегка»? Малыш, – голос матери неожиданно зазвучал участливо и ласково. – Что с тобой? – Простуда, – ответил Виктор. – Обычная простуда. Я уже выздоравливаю. – У тебя есть лекарства? Денег прислать? – Не надо. Всё есть, – он хотел отказаться от денег но, вспомнив о пустом холодильнике, всё же попросил выслать немного. – Стипендии чуть-чуть не хватает, – объяснил он. – Витюша, – после очередной долгой паузы заговорила женщина. – Я тут думала, – снова шипение сигареты. – Может, тебе не стоит жить одному? Вопрос Виктору не понравился, и он попытался говорить, скрывая растущее беспокойство: – С чего бы это? – ответа долго не следовало. – Алло? Ты здесь? – Просто, я беспокоюсь за тебя, – голос матери едва заметно задрожал. – И я боюсь, как бы с тобой ничего не случилось… – Что со мной может случиться? – с деланой самоуверенностью спросил Виктор, и внезапно его прошибло осознание того, что он произнёс это точь в точь, как любил произносить его брат. Он забеспокоился, как бы мать не подумала о том же самом, но она словно и не заметила. – Я боюсь, – продолжала женщина. – Боюсь, что ты сам что-нибудь сделаешь с собой… Виктор молчал, а затем внезапно разозлился. – Да о чём ты вообще думаешь? – выпалил он. – Что я с собой сделаю? – Твой куратор сказал, что ты практически совсем не посещаешь институт. И что стал плохо выглядеть в последнее время. – Я простужен! Как я должен выглядеть? – Он говорит… что ты совсем исхудал. Сказал, буквально просвечиваешься… – Ну, он явно преувеличивает. Толстым людям вечно кажется, что все остальные дистрофики… – И ещё он говорит, – будто не слыша его, продолжала женщина. – Что у тебя вечно красные мешки под глазами и что ты «дёрганный»… Я, конечно, не знаю, что именно он имел в виду, но когда он сказал это слово, то я сразу подумала о… «Об Артуре», – мысленно договорил за неё Виктор и сразу же перебил: – У меня насморк, – коротко отрезал он. – Слизистая воспалена. Вот и глаза красные. А «дёрганный», просто потому что много учёбы. Вот и всё, мам. И нечего здесь выдумывать. Несколько секунд трубка молчала, а затем оттуда раздался несмелый голос матери: – Точно? – Что значит «точно», мам? Ты мне не веришь? – А ты меня не обманываешь? – Мам, если ты… – Виктор, – неожиданно собранно и, даже, строго прервала его женщина. – Ты ничего не принимаешь? Вопрос заставил Виктора замолчать. Он молчал, слушая напряжённое шипение. – Пью аспирин, – наконец, съязвил он, надеясь, что тема сойдёт на «нет». – Я не о простуде, – непреклонно произнесла мать и сделала глоток. – Ты ничем не «балуешься»? – Ничем я не балуюсь, мама, – спокойно ответил Виктор. – Откуда у тебя вообще такие мысли? В трубке послышался облегчённый вздох, и дальше голос матери зазвучал спокойнее. – Прости, если обидела, сынок. Я не хотела тебя ни в чём обвинить… Да я и не думала даже. Ты у меня хороший. Уж я-то знаю, – она ненадолго замолчала. – Ты совсем на него не похож, – в её голосе послышалась непреодолимая скорбь, но Виктору же от слов матери стало неожиданно больно и совестно. В отличие от всегда послушного и покладистого Виктора, Артур отличался строптивостью и неуёмным бунтарством. И именно за это мать любила его больше. Виктор всю жизнь это видел и чувствовал, даже когда брату-левше прилетало по первое число за драки и прочие шалости. А когда Артур сбежал из дома, мать и вовсе забыла о существовании второго сына. Да, мам, я – живой. Так что я совсем на него не похож, хотел подметить Виктор, но сдержался. – У тебя всегда голова работала, – с теплотой в голосе произнесла мама. – Ты бы никогда не ввязался ни во что подобное, правда? – Если ты снова об Артуре, – холодным тоном заговорил Виктор. – То милиция ничего не доказала насчёт того, «во что он ввязался» и за что ему отрезали голову. Он надеялся, что после этих резких и циничных слов мать впадёт в новую истерику и бросит трубку. Но трубка отозвалась внезапным пьяным смирением: |