Онлайн книга «От ведьмы слышу!»
Черные провалы вместо глаз изучали его лицо. – Кто автор? – повторила Вика, распространяя вокруг себя волну непонятного мертвящего холода. Авдей автоматически заглянул в книгу и сам ахнул: – Роман Кадушкин! Но ведь этого стихотворения раньше здесь не было! – Не было, – мертво подтвердила Вика. – Я написал его после того, как мою плоть испепелила чуждая Сила. – О господи! – взвизгнула Маша. Черные провалы теперь смотрели на нее: – Вспоминаешь ли ты обо мне хоть иногда, девочка? – Голос Вики оставался по-прежнему мертвым и безучастным. – Р-роман?! – Да. Хотя теперь у меня нет имени. У меня нет ничего. Кроме духа скорби и мучения, обреченного на Преисподнюю... – говорила Вика, неестественно выпрямившись на стуле. – Я вернулся лишь на миг, чтобы отвести от вас опасность. Я знаю, кто убил меня и моего отца, кто охотится за вампирами. Но я не желаю мести. Я прошел свой путь до конца. Но я не хочу, чтобы вам грозила беда. Знайте: вампира убьет сила огня, вампира покалечит сила серебра, вампира испепелит сила солнечного света. Но только чувство, делающее смертных бессмертными, развоплотит и рассеет вампира навсегда. – Любовь? – Да. Я любил Мари. Я умирал, помня об этой любви. И этой любовью я спасу ее, прежде чем навсегда вернуться в свою обитель Тьмы. Ничего не бойтесь. Произнеся эти слова, Вика, как кукла, рухнула со стула, Когда Авдей кинулся к жене, она открыла вполне человеческие глаза и затряслась словно в лихорадке: – Он задействовал мое сознание! Он теперь здесь и не уйдет, пока не наступит утро! – Он – Роман Кадушкин? – Да! – Вика потребовала бренди и пила его, морщась, стуча зубами о край стакана. – Это неправильно! Развоплощенный не может проникать в сознание человека! Не способен! – Мам! – Маша все никак не могла прийти в себя от увиденного и услышанного. – Знаешь, Рома всегда говорил, что он неправильный вампир. – И возможно, что он вышел из Тьмы для того, чтобы помочь нам. – Не верю! – Вика поперхнулась бренди и раскашлялась. – Есть непрелож-кх-кх-ные а-кх-сиомы! Волга впадает в Кх-кха-спийское море. Сон разума рождает чудовищ. Ник-кх-огда не связывайся с вампиром, а если свяжешься – береги шею! Не верю я в потустороннее милосердие и бескорыстие, особенно если его предлагает Тьма! И Вика принялась шептать заклинания, водя по своему телу вытянутыми лодочкой ладонями. Эти манипуляции она разъяснила так: – Не желаю, чтобы он снова подключился к моему гипофизу! Та же самая процедура была проделана с дочерьми и с мужем. Вслед за этим Вика схватила связку несчастных сушеных нетопырей и ожесточенно принялась украшать ими стены всех комнат. Вслед за нетопырями пришел черед обычного школьного мелка. Вика, словно в трансе, рисовала им кресты на дверных косяках и подоконниках, непрерывно шепча заклинания. Потом достала из своей шкатулки, всегда мирно красующейся на туалетном столике в спальне, пригоршню серебряных украшений: цепочек, колье, медальонов, перстней, кованых кубачинских браслетов и серег. Отдала дочкам: – Наденьте! Авдею сунула в руки набор серебряных вилок. – Мне их как, в зубы взять? – поинтересовался фантаст. – Надо будет – возьмешь, – лаконично ответствовала супруга фантаста. На часах было без четверти полночь. Семейство Белинских и неприкаянный дух вампира Кадушкина приготовились к грядущим боевым действиям. Ака хали олалу халули, Ака хала лала охала. Ака нгуни охлаимахалуи Ака мвани нгунихлала… – Слушай, Сото... Вот что ты такое поешь? О чем эта пэсня? – Эта песня есть о том, как один нгуни ушел из дома на охоту на целых двенадцать лун. А когда он вернулся домой с добычей, его старшая мвана уже умывала охломахаи другому нгуни. – Вах! Все жэнчины одинаковы! И что он сдэлал с измэнницей? – Он убил того нгуни и заставил свою мвану приготовить из его головы еду. И вырвал сердце у нгуни и заставил мвану съесть это сердце, а потом повел мвану на вершину самой высокой горы и сказал: «Стань птицей». И она летела долго-долго, пока не встретила камни... – Вах! Какой страшный история! Твой нгуни настоясчий джигит! ... Сото и Ираклий сидели в «предвариловке» и маялись бездельем. Сменившийся дежурный, получив от князя некую мзду, принес невинно заключенным кой-какой снеди. Ираклий уминал сэндвич. Сото хрустел чипсами и смотрел, как за пыльным окошком камеры угасает день. – Я слышал, что девочки сбежали, – сказал он и аккуратно припрятал пустой пакетик из-под чипсов в карман шорт. – Это хорошо. Значит, нас скоро освободят. – Вэдь ты колдун, дарагой! – воскликнул Ираклий. – Сдэлай так, чтобы эти замки сами открылись и мы вышли из этого клоповника! – Нельзя, – кратко ответил Сото. – Пачему, дарагой? – Злого духа Кусаи-Милицаи нельзя одолеть, так сказал мне нванга Авдей. – Много он понимает... – Ираклий улегся на жестком топчане, закинул руки за голову и принялся печально напевать: Я вчера бродил среди скал — Динамитный шашка искал... А нашел – летел далеко. Ты прощай, моя Сулико! Был бы я простым чабаном, Пах бы я овечьим... молоком. А сидел в засаде в горах, То еще б сильнее пропах... – Слушай, Сото! – повернулся он к колдуну. – Давай хоть пэсни петь, чтоб нэ так скучно сиделось! Сото согласился. И из уст его полилась народная нгунийская песня, приведенная выше. – Нет, дарагой! Эта пэсня слишком грозная. Другие знаешь? Колдун кивнул и взревел дурным голосом, дирижируя руками в такт: Silent night, Holy night, all is calm, All is bright. Round yon Virgin, Mother and Child, Holy infant, so tender and mild Sleep in heavenly peace, Sle-e-p in heavenly pe-e-e-e-ace! Ираклий растроганно всхлипнул: – Откуда такой хороший пэсня знаешь? У нас в Кутаиси ее дома всегда на Рождество пели... – К нам в племя давно-давно приезжал миссионер. Я тогда был little child. Он научил нас петь эта песня, говорить по-английски, а потом на нгуни напали бгваны-людоеды и похитили мистера Коннери... – Эй, парни! – стукнул к ним в дверь дежурный. – Вы того, не шумите. |