Книга Виновник завтрашнего дня, страница 22 – Арина Александер

Ну да, по прошествии пятнадцати лет себя трудно вспомнить. Тихоня, блин, выискалась. Святая невинность. Я приготовилась возразить, применив железные аргументы, как вмешался Скибинский.

— Пускай идет, — разрешил великодушно, чем немало удивил. — Влада взрослая девушка и в надзоре не нуждается, так ведь? — на меня не смотрел, но по спине пробежал неприятный холодок. Мне намекали на недавнее предупреждение, мол, веди себя в пределах разумного и проблем не возникнет.

— Да, Павел Олегович.

— Тогда передавай привет Таисии и повеселись от души.

— Спасибо, обязательно передам.

Прошмыгнув в комнату, быстро приняла душ, накрасилась, впрыгнула в купленное на днях платье и на цыпочках прокралась на кухню.

Семёновна убирала со стола посуду, мурлыча что-то под нос, а, завидев меня, тихо вскрикнула, поднесся руку к сердцу.

— Владка, чертовка, так и разрыв сердца получить можно!

— Да ладно, в сорок пять-то? — обняла её за плечи, рассмеявшись. Хороший она человек. Добрый и отзывчивый. К ней тянулась больше всех в этом доме. А ещё к её мужу, дядь Юре, выполняющего обязанности садовника.

Она тоже рассмеялась, огрев меня полотенцем по заднице и довольно прицокнула языком, одобряя наряд.

— Красавица! Только не понятно, куда ухажеров деваешь?

— А я их отстреливаю, — отшутилась, демонстрируя себя со всех сторон. — А если честно, — перешла на шепот, наклонившись к её уху, — я больше по девочкам. Понимаешь? Лесбиянка я, о!

— Тю ты, дурында, — прыснула Семёновна, прикрыв рот ладошкой, — скажешь ещё. Ох, Владка-Владка, тебе лишь бы дурачиться. Снова за гостинцами для Найды?

— Ага. Дашь? — сложила молитвенно руки, выпрашивая угощенья.

— Дам, конечно, мне не жалко, — полезла в холодильник и достала заполненный продуктами бумажный пакет. Чего в нем только не было: и хлеб с костями, и пирожки вчерашние, печенные в духовке и даже печеночные котлеты. — Только, зря ты её приручила. Приведет щенят, что потом? Потравят, как пить дать.

Конечно, она права. Я понимала, что Найду, прибившуюся к нашему посёлку с трассы, стоило пристроить в приют, но в связи с возникшей ситуацией, не знала, как будет лучше. Действующий приют собирались снести, а на новый так и не выделили здание. Привести её в дом тоже не могла, Скибинский на дух не переносил собак, тем более дворняжек.

А Найда, она умненькая, лишнего себе не позволяла, по посёлку не отсвечивала, постоянно сидела на опушке леса и никого не трогала. Надеюсь, когда она приведет щенков, вопрос с приютом разрешиться, и я смогу отдать её в заботливые руки.

Набросив на плечи пальтишко, побежала в сторону соснового леса. Найда всегда ждала меня на опушке, радостно виляя хвостом. Дворняга дворнягой, но команды понимала отменно и если при первой встрече получила запрет идти следом, то ни разу его не нарушила. Где она пропадала целыми днями, было неясно, но на нашей улице её никто не видел. Знали о её существовании помимо меня ещё двое: Семёновна и её муж. Ну, и ещё охрана, но им вряд ли было до неё дело.

— Найда-Найда, — позвала четвероногую подружку, кутаясь в пальто. Холодно, блин. Хоть бы переобулась, а то как вырядилась в ботинки на высоченных каблуках, так и поперлась в лес.

Странно, никакой реакции.

Зная, что территория под надежной охранной, бесстрашно углубилась в подлесок, прислушиваясь к каждому звуку. Возле пологой сосны на днях смастерила что-то типа будки, и была мысль, что всё-таки Найда привела щенят именно сегодня, поэтому и не бежит за долгожданным подкреплением. Но у самодельного жилья ни дворняжки, ни щенков не оказалось.

— Найда-а-а-а… — уже не звала, а орала на весь лес, почувствовав неладное. Раньше она всегда прибегала по первому зову или же отзывалась громким лаем. А сейчас тихо.

С тяжёлым предчувствием побежала обратно домой.

— Дядь Юр, — влетела в подсобку к садовнику, чуть не сбив с ног, — вы Найду сегодня не видели?

Мужчина вытер испачканные мазутом руки и поправил на переносице очки.

— Нет, а что?

— Зову-зову, а её нигде нет.

— Может, подалась в пригород?

Почему тогда именно сегодня, а не вчера или позавчера? Раньше ждала каждый день, никуда не уходила, а тут вдруг ушла.

— Нет, здесь что-то не так, — заломила руки, чувствуя, как сжалось сердце. — Дядь Юр, помогите найти, а? У меня плохое предчувствие.

Немаловажную роль сыграло предупреждение Семёновной. А вдруг и правда кто-то отравил или пристрелил? Народ тут своевольный, не знающий сострадания к людям, не то, что к животным.

— Хорошо, — согласился он, накинув на плечи ветровку, — пойдем, поищем твою приблуду.

Пока шли к лесу, я снова звала её, в надежде увидеть на привычном месте. Но увы, как бы не рвала горло, Найда так и не появилась.

Дядя Юра потоптался возле будки, присвечивая фонариком и вдруг охнул, схватив меня за руку.

— Стой, не смотри! — впился в локоть, удерживая возле себя. — Боже, как же так, а? — забедкался, когда я вырвалась из захвата и достав телефон, насветила на лежавшее под кустом можжевельника неподвижное тело. А ведь проходила там и не заметила её чёрную шерстку в сгустившихся сумерках.

— Найда-а-а, — прошептала сдавлено и бросилась к ней. — Найдочка…

— Всё-таки отравили, изверги, — вздохнул горестно дядь Юра, намекая на пенные следы возле её рта. — И похоже, — присел на корточки, касаясь огромного живота, — совсем недавно скончалась.

Я ошарашено смотрела в стеклянные, тёмно-синие глаза и тихо плакала, виня себя в её смерти. Когда же дядя Юра коснулся её живота — заревела навзрыд. Щенки. Они тоже умерли.

— Найда… — всхлипнула, схватившись за горло. — Прости меня…

— За что ты извиняешься? — недоумевал садовник. — За тех нелюдей?

— Я виновата, что не отвезла её в приют.

— Всех не спасешь. Дело ведь не в тебе, а в человечестве как таковом. Виноват тот, кто отказался от неё. Кто выгнал из дому или специально завез в наши края. Знаешь, чем больше я узнаю людей, тем больше нравятся собаки. Человек самое жестокое существо на нашей планете. Ну не плачь, не вини себя, ты ведь хотела как лучше.

Угу, хотела как лучше, а получилось как всегда. Мне было жаль. И её, и щенков.

— Ты иди, — подтолкнул меня в направлении дома, — а я схожу за лопатой и вернусь, приберусь тут. Давай, Влада, давай, — потянул за пояс, вынуждая рушить с места. — Не рви попусту сердце.

За руль села в состоянии прострации. Как же паршиво чувствовать себя виноватой. Снова. Едкое, ничем не выводимое чувство, давящее на сердце многотонной глыбой. Представляла её предсмертную агонию и муки щенков. Перед глазами так и стояли сочившиеся молоком соски, потухшие глаза, и готоки слёз снова заструились по щекам, размазывая идеальный макияж.