Онлайн книга «Заботливая женская рука»
— Трифон, а где твоя девушка? — поинтересовалась Нина, с выражением игривой ехидны поглядывая на Гранечку. — Какая девушка? — озадачился Трифон. Присутствовала в его натуре этакая первобытная невинность, доставшаяся, по-видимому, от африканского папочки. И благодаря этой невинности Трифон иногда становился совершенно неуязвимым для стрел девичьей стервозности. — Ну как же… — протянула Нина. — Такая черненькая, худенькая. Я тебя с ней видела в дансинге. В прошлый вторник. Вечером. — Это был не я. — Трифон наотрез отказывался поддерживать светскую беседу. — В прошлый вторник я в деревне был. У Орландо Фомича. Выступал там. И по дансингам я не хожу. Времени на это нету. Нина строптиво поджала губки. Трифон был тот еще кремешок, принудить его к поддержанию столь интеллектуального светского разговора было невозможно. — Ох, Триша, какой ты скрытный! — Нина решила-таки оставить за собой последнее слово. — Почему ты ничего не говоришь нам, твоим друзьям? Не понимаю. — Конечно, не понимаешь, — встрял крепкий перец Гена. — Потому что у тебя пониматоры отсутствуют. А вот у меня они есть, причем большие. — Фу! — Все пустословите, — задудела в аскетическую дуду Фотиния. — А с чем старость встретите? Ведь в скольких грехах покаяться придется! — Свет, хватит, а? — умоляюще пробубнил супруг-электрик. — Ты уже всех запарила своим благочестием. Блин. — Как ты можешь! — вспылила Фотиния. — Это тебя бесы против святой жизни настраивают. И вас всех тоже. — Ну да, — радостно согласился Юрик. — А на фига нам эта святая жизнь сплющилась? — Святая жизнь помогает здоровью, — поучительно заявила Фотиния. — От пьянки да курения раньше времени загнуться можно… — Здоровье, говоришь? Гы-гы! — тут же возник Гена. — Вот ты послушай про деда одного моего кореша. Этот дед, капитально толковый мужик, между прочим, всю жизнь пил вместо воды водку, папиросу из зубов не вынимал, даже когда спать ложился, а уж баб у него было — никаких калькуляторов не хватит, чтоб пересчитать! Дожил этот хорек до девяноста лет и до сих пор живет, как утверждает мой кореш. И еще ворует провода с линий электропередач — сдает их в пункты металлолома, чтоб на бутылку заработать. А родной брат этого самого деда, близнец, пил только молоко, курить даже и не думал, женщин не имел ни одной и умер. В трехмесячном возрасте. Вот так. — Это все чепуха! — сердито воскликнула Фотиния-Светлана. — Это ты наверняка в Интернете выискал такую байку! — А откуда ты знаешь? Небось сама лазишь по сайтам с пошлыми анекдотами, а, святоша?! — Вот и нет! — Светк, не психуй, — мирно сказал Гена. — Вопрос стоит не этим ребром. Вопрос к Трифону: где его девушка? По лицу Нины растеклась змеиная улыбка. — Нет у меня девушки! — отрезал Трифон. А Гранечка поперхнулась кусочком колбаски и принялась ужасно кашлять. — Знаешь, друг, — в голосе Гены прорезались нотки задушевности. — Это наводит на определенные размышления. Это притом, что размышлять я не люблю и не умею. — Заметно. — Триша, неужели тебе никогда не бывает одиноко и скучно? — захлопала ресницами Ниночка. — Нет. — Трифон мысленно проклял Нину приблизительно до седьмого колена. — А по ночам? — не унималась юная супруга поэта. — По ночам я сплю. У меня режим. — Ага, режим, как же! — подал голос Гена. — Тришка, ты не просто тормоз, ты ручной тормоз! Намек просекаешь? — А шел бы ты… Полированная Нина скабрезно хихикнула. Похоже, она поняла Геночкин намек куда быстрее, чем сам Трифон. А милая Гранечка впервые за весь вечер оглядела окружающих с каким-то плохо замаскированным торжеством и спросила Трифона: — И тебя это устраивает? — Вполне. Все заржали. Трифон хмыкнул: — Идиоты. Как будто мне заняться больше нечем. — Трифон прав, — авторитетно сказала Фотиния. — Секс — это не главное в жизни. Главное — совершенство духа, и тела. Муж Фотинии опять кисло посмотрел на нее. Видимо, он этим самым совершенством был преисполнен по самое не хочу. — Тришка, неправильный ты какой-то. — Поэт Славик был юн, в отличие от Трифона субтилен телом, но на щеках его пылал огонь каких-то прыщаво-революционных идей. — Вот чего ты добиваешься в жизни? «Чтоб никто не лез ко мне в душу», — хотел ответить Трифон, но из присущей ему деликатности сказал: — Ничего. — Как, совсем? — Ну да. А чего добиваться-то? Все, что нужно, у меня есть. Мне даже зарплаты моей хватает. Потом на режиссерское поступлю, выучусь, буду ставить спектакли… Чего еще надо? — Молоток, — не по-церковнославянски определила Фотиния. — А ведь ты в своих духовных исканиях продолжаешь путь греческих исихастов, индийских йогов и буддийских монахов. Так сказать, черпаешь счастье в себе самом. Трифон, у тебя никогда не было желания уйти в монастырь? — Нет. — Зря. Из тебя бы первосортный монах получился. — Не уверен. — Почему? — Поспать люблю. А у них там всенощные бдения всякие… — Всенощное бдение — это… — начала было Фотиния, но тут ее неделикатно прервал подающий надежды поэт: — Тришка, ты хочешь сказать, что всем доволен?! — Да. А почему должно быть иначе? — Потому что жизнь делают недовольные! Ищущие! Находящиеся в непрерывном движении! А ты… — А я и не собираюсь делать жизнь. Я просто живу. И кстати, я не понимаю, какое отношение к недовольству жизнью имеет вопрос о наличии у меня девушки. Что бы изменилось, если б она у меня была? — Все! — воскликнула Ниночка. — Ты стал бы более романтичным, мир вокруг тебя преобразился бы как… — Ага. Ну да. Вот, оказывается, для чего нужны девушки. Мир преображать. А я-то думал, все гораздо проще… — Грубиян! — Просто не романтик. Нина, зато у тебя Славик — такой романтик, что закачаешься. Чего тебе от меня-то надо? Трифон слегка покривил душой. Девушка у него конечно же была. Только она об этом не знала. А то, что наш герой скрывал от приятелей свои сердечные тайны, скорее говорит в его пользу. В конце концов, это вам не ток-шоу «Двери» с Нагием Дмитриевым, где специально подготовленные актеры разыгрывают перед зрителями сцены жутких душевных откровений. Девушку, из-за которой Трифон изредка не спал по ночам и чьим именем собирался назвать новый сорт выведенной им среднеспелой фасоли, звали Людмилой. Но откликалась она исключительно на Димку, презирая своих родителей, которые родили ее девочкой, да еще и всучили ей столь нежное и дамское имечко. Димка Романцева с самого нежного возраста являлась звездой местной сцены. Димка была не просто симпатичной или красивой, она разила наповал. И именно за свою неотразимость она себя и ненавидела. Да, Димка хотела сделать сценическую карьеру. Но не при помощи своих бедер и волос. Ее раздражало то, что всякий мужчина, увидев ее, катастрофически и необратимо глупел. А глупых мужчин Димка ненавидела еще больше, чем умных. |