Книга Will. Чему может научить нас простой парень, ставший самым высокооплачиваемым актером Голливуда, страница 44 – Уилл Смит, Марк Мэнсон

Публика за стеклом прирастала и приходила в экстаз — некоторые потому, что видели рождение новой эры, а другие, наверно, думали, что карьера Мими Браун рушится у них на глазах. Пока я выступал перед стеклом, внезапно до меня дошло… прямо передо мной, глаза в глаза, стоял Дана Гудман. Он услышал меня по радио и решил явиться.

Если ублюдка, которого ты ищешь, зовут Уилл, то он дома. Можешь идти его убивать.

Дана сверлил меня взглядом, абсолютно не выражая эмоций, и что-то шептал на ухо чуваку, с которым пришел. Чувак согласно покивал и направился к студийной двери. Я продолжал выступать, не отрывая глаз от Даны. Я пытался подать сигнал Чарли, но он уставился на Мими.

Дверь открылась. Человек вошел в студию и встал возле Чарли, чей гетто-радар сработал, как всегда, без перебоев. Чарли почти незаметно приблизился к человеку на расстояние удара — на Мими он уже не смотрел. Я закончил свой рэп. Публика захлопала. Мы с Мими сели, чтобы продолжить интервью.

— Ты должен сказать спасибо Дане Гудману, — закричал вошедший.

— Йоу, чувак, тихо, они в прямом эфире, — зашептал ему Чарли.

— Ты должен сказать спасибо Дане Гудману, — прокричал он еще громче.

— Братишка, давай разберемся снаружи. А тут надо молчать, — напирал Чарли.

Чувак положил ладонь на грудь Чарли, чтобы оттолкнуть его.

— Заставь его сказать спасибо Дане Г…

Не успел он начать издавать звук «у» в слове «Гудман», Чарли правой рукой дал ему прямо по башке, и та взорвалась, словно арбуз. Как будто Чарли выстрелил своим кулаком из пушки. Парень повалился на металлическую тележку с аудиокассетами, рассыпав их по всей комнате, и отключился. Чарли схватил нас с Мими и понесся на парковку для сотрудников.

— Чарли, там Дана, — закричал я.

— Бежим, не останавливаемся, — ответил Чарли.

Мы вышли через заднюю дверь на парковку, где Мими перехватила охрана радиостанции. Чарли закинул меня в машину, и мы скрылись.

До этого я никогда не бывал в тюремной камере. В ней было слишком мало места и слишком много людей. Откровенно говоря, мы все заслуживали лучшего.

Оказывается, в Пенсильвании существует допотопный закон — «статья о хозяине и рабе» — который гласит, что, если человек совершает преступление под контролем или находясь под прямым влиянием хозяина, этот «хозяин» несет ответственность за действия подчиненного или раба. Адвокаты того чувака утверждали, что из-за моих «доминирующих» отношений с Чарли я был повинен в его действиях. Чарли тогда даже не арестовали, хотя именно он сломал ему левую глазницу и непоправимо повредил роговицу глаза. Очевидно, его адвокаты решили, что у меня карманы глубже, поэтому с меня можно стрясти гораздо больше, чем с Чарли.

К их разочарованию, у меня не было ни цента. Однако, пока я сидел в тюремной камере по обвинениям в нападении с отягчающими обстоятельствами и без, преступном сговоре и оставлении в опасности, я наконец понял значение слов, которые так часто слышал: «пробить дно». Я буквально валялся на холодном каменном полу. Я потерял все, что заработал и чего добился. Даже любимую женщину. Я был сломлен. Лежа в позе зародыша и пытаясь понять, как докатился до жизни такой, я совершил чудовищную ошибку человека, который считает, что достиг дна: подумал, что хуже быть уже не может.

Надеюсь, никому из вас эта информация в жизни не пригодится, но если у вас вдруг есть такая возможность, не попадайте под арест в пятницу. Меня выпустили только утром понедельника, потому что в выходные не выпускают никого. Оттуда я сразу отправился на Вудкрест, чтобы навестить мамулю. Я с ней еще не разговаривал и был уверен, что она будет очень расстроена.

Самое странное, что при виде полицейских машин перед ее домом я даже не подумал, что они там могут быть из-за меня.

Один из моих друзей детства, Малыш Реджи, недавно стал копом. Он был просто хорошим дружелюбным парнем — вот бы все полицейские такими были. Мамуле он нравился, и весь район его уважал.

Когда я зашел в дом, мамуля с Реджи сидели на кухне. Она обняла меня…

БЗЗЗЗЗЗЗЗ.

Черт, опять мое чутье. О чем же он тут рассказывает маме?

Мы с Реджи пожали руки, приобнялись и немного поболтали. Он слышал обо всем, что случилось с Чарли, и о моих выходных за решеткой.

— Ты не подумай, я против тебя ничего не имею, — сказал Реджи.

БЗЗЗЗЗЗЗЗЗ.

— Ага, спасибо, Реджи, я знаю, — ответил я.

— Я тебя кое о чем спрошу, только отвечай честно…

БЗЗЗЗЗЗЗЗЗ.

— Тебе знакомы эти имена?

Он назвал четыре имени. Все четверо были из JBM. Парни, с которыми я последние два года играл на деньги и не отбирал их машины.

Мое сердце бешено заколотилось, к горлу подступил ком.

— Может быть, а что?

— Уиллард, знаешь ты их или нет? — выпалила мамуля, видя меня насквозь.

— Слушай, — заговорил Реджи. — Я тебе помочь пытаюсь. Ты ведь в курсе, чем они занимаются? Кто они такие?

Я кивнул.

— Уилл, у тебя хорошо идут дела с музыкой. Ты зря связался с этими парнями. За ними следит ФБР, и скоро их накроют. Я слышал, что у федералов есть фотки — эти парни были в твоем доме, ты сидел с ними в машине. Ты знаешь, что брать у них деньги незаконно?

Я начал задыхаться.

— Ситуация довольно скверная, — продолжал Реджи. — Ты должен с ними порвать. Немедленно. Скоро ФБР к ним нагрянут, и если им удастся заодно отправить за решетку большую звезду рэпа, они будут только рады.

Лицо мамули было каменным, но внутри у нее извергался вулкан. Вот из-за таких вещей меня, дебила, и надо было отправлять в колледж.

— Ты ведь не ввязывался в их дела? Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь правду — твои руки чисты?

— Да, да, совершенно. Мы с ними только играли в бильярд и тусовались.

— Ну ладно. Тебе какое-то время лучше не высовываться. Может, стоит вообще уехать из Филли. Тут оставаться опасно.

Я позвонил Тане и попросился какое-то время пожить у нее. Она была в восторге.

Одна проблема — денег на самолет у меня не было. Моя неуязвимая кредитка в буквальном смысле была сломана. Мне ничего не оставалось.

Я позвонил Баки.

Мы встретились в парке Фейрмаунт. Я припарковался возле его BMW и запрыгнул к нему на пассажирское сиденье. Я обожал его тачку — там был CD-чейнджер на двенадцать дисков. В своей я мог позволить себе только шесть.

Я рассказал ему все — что федералы готовы их накрыть, что я переезжаю в Лос-Анджелес и ему тоже надо уносить ноги. Он усмехнулся, откинулся на сиденье, словно показывая, что знает — его жизнь была поездкой на американских горках, которая неминуемо должна была закончиться крушением. Он закрыл глаза. Мы сидели в тишине.