Онлайн книга «Кристин, дочь Лавранса»
|
Эрленд встал: – Я думаю, нам пора на покой, Кристин. Похолодев от ужаса и не шевелясь, следила она за тем, как Эрленд откинул одеяло, под которым было спрятано оружие, и расстелил его на постели, прикрыв им грязные подушки. – Это лучшее, что у меня есть, – сказал он. – Эрленд! – Она прижала руки к груди. Она искала слов, чтобы еще немножко оттянуть время, – она была до смерти напугана. И тут она вспомнила обещание, которое дала умирающему: – Эрленд! У меня есть к тебе поручение. Когда Симон лежал на ложе смерти, он просил меня передать тебе поклон; он каждый день раскаивался в тех словах, что сказал тебе на прощание. Он сам считал, что они недостойны мужчины, и просил у тебя прощения. – Симон. – Эрленд стоял, держась одной рукой за столб кровати; он не поднимал глаз. – Я не желаю слышать об этом человеке. – Не знаю, что вышло между вами, – сказала Кристин. Слова Эрленда показались ей на редкость бессердечными. – Но странно было бы и не похоже на Симона, кабы он и вправду неблагородно обошелся с тобой. Однако, если это и так, видно, не он один в этом повинен… Эрленд покачал головой. – Он стоял за меня как брат каждый раз, когда я нуждался в поддержке, – тихо вымолвил он. – А я принимал от него помощь и дружбу, и у меня и в мыслях не было, что он ненавидит меня… Нет, куда легче жилось в старину, когда такие мужи, как он и я, встречались в добром поединке и предоставляли оружию рассудить, кому из двоих владеть светлокудрой красавицей… Взяв со скамьи старый плащ, он перекинул его через плечо: – Может, ты хочешь, чтобы собаки остались с тобой на ночь в горнице? Кристин встала: – Куда ты, Эрленд? – Я лягу на сеновале… – Нет!.. – (Эрленд стоял высокий, стройный, молодой – в красноватом отсвете гаснущих углей.) – Я боюсь спать одна в этой горнице… Я боюсь… – А спать со мной ты не боишься, Кристин? – Она угадала в темноте его улыбку, почувствовала, что изнемогает. – Ты не боишься, что я задушу тебя в своих объятиях? – О, лишь бы ты обнял! – И она упала в его объятия. * * * Проснувшись, она увидела, что за окном уже рассвело. Какая-то тяжесть мешала ей дышать: Эрленд спал, прижавшись головой к ее груди и вытянув поперек ее тела руку, кисть которой покоилась на ее левом плече. Она взглянула на голову мужа, как пеплом посыпанную сединой. Взглянула на свои маленькие дряблые груди – выше и ниже их сквозь тонкий покров плоти проступали выпуклые полукружия ребер. И по мере того как перед ней одно за другим оживали воспоминания минувшей ночи, ее охватывал страх. В этой горнице, в их возрасте… А когда она увидела кровоподтеки на своих натруженных материнских руках, на своей иссохшей груди, смятение и стыд нахлынули на нее с удвоенной силой. Она порывисто схватилась за край одеяла, чтобы натянуть его на себя… Эрленд проснулся, приподнялся на локте, вперил в нее взор – спросонья его глаза были черны как уголь. – Я думал… – Он вновь бросился к ней на грудь; страстная дикая дрожь сотрясла ее до глубины сердца при этом испуганном, жалобном возгласе. – Я думал, мне это опять снится… Она открыла свои губы его губам, обвила руками его шею. Нет, нет, никогда, никогда не было в этом такого блаженства… * * * После полудня, когда солнечные лучи пожелтели и длинные тени протянулись по зеленому двору, они отправились к ручью за водой. Эрленд нес два ведра. Кристин шла рядом с ним с пустыми руками, легкая и стройная. Женская повязка, соскользнувшая с головы, свободно лежала на ее плечах, и волосы отливали на солнце каштановым блеском. Она зажмуривала глаза, подставляя лицо потоку солнечного света, и сама чувствовала, что щеки ее разрумянились и все черты лица стали мягче. Каждый раз, когда она украдкой бросала взгляд на Эрленда, она тут же в смущении опускала его долу – Кристин читала на лице мужа, насколько она опять молода. Эрленду вдруг пришло в голову искупаться. Он спустился вниз по склону, а Кристин уселась на траве, прислонившись спиной к большому камню. Вдали дремотно журчал и звенел горный ручеек – иногда какой-нибудь комар или мошка задевали ее по лицу, и тогда, приоткрыв глаза, она отгоняла их рукой. Внизу, у глубокой заводи, среди ивняка, виднелось белое тело Эрленда, – поставив ногу на камень, он тер себя пучком травы. Она снова закрыла глаза и улыбнулась счастливой, усталой улыбкой. Она и теперь, как прежде, не могла устоять перед ним… Эрленд вернулся и бросился рядом с ней на траву: волосы у него были мокрые, а яркие губы, которыми он прижимался к ее руке, влажны и холодны. Он побрился, надел свою лучшую рубаху – однако и она тоже была не слишком щегольской. Он, смеясь, указал ей на подмышку, где зияла дыра: – Ты могла бы захватить с собой рубаху, раз уж в кои-то веки собралась ко мне. – Как только я вернусь домой, я сяду шить тебе новые рубахи, Эрленд, – сказала она, улыбаясь и положив руку ему на лоб. Он схватил ее пальцы: – Никуда я не выпущу тебя отсюда, моя Кристин… Она только безмолвно улыбнулась в ответ. Эрленд отполз чуть в сторону, по-прежнему лежа на животе. Во влажной тени кустарника росли мелкие, белые, похожие на звездочки цветы. Вдоль лепестков, точно на женских грудях, тянулись синие прожилки, и посредине каждого цветка сидела маленькая синевато-коричневая шишечка. – Ты знаешь все растения, Кристин, – скажи, как зовут эти цветы? – Это трава Фригги, белозор… Ох, что ты, Эрленд… – Она вспыхнула и оттолкнула его руку, когда он потянулся приколоть цветы к ее груди. Эрленд засмеялся, обрывая одну за другой белые чашечки цветов. А потом сложил цветы в открытую ладонь Кристин и сжал ее пальцы в кулак. – Помнишь, как мы гуляли с тобой по саду Хофвинского госпиталя… и ты подарила мне розу? Кристин медленно покачала головой, едва заметно улыбнувшись: – Нет. Ты сам взял розу у меня из рук. – А ты разрешила мне это. И так же разрешила взять самое себя, Кристин, скромную и целомудренную как роза… С тех пор твои шипы не раз искалывали меня в кровь, моя ненаглядная! – Он бросился в ее объятия и обвил руками ее стан. – Но вчера вечером, Кристин… тебе это не удалось… У тебя недостало сил быть слишком скромной и терпеливой… Потупив глаза, Кристин спрятала лицо у него на плече. * * * На четвертый день они отправились в березовую рощу, расположенную в лощине между невысокими холмами неподалеку от усадьбы. За день до этого издольщик привез Эрленду сено. Не сговариваясь, Кристин и Эрленд решили: пусть никто не знает, что она живет у него. Он несколько раз спускался вниз к издольщикам за едой и питьем, а она в это время ждала в зарослях вереска среди карликовых берез. Оттуда, где они сидели, было видно, как арендатор и его жена тащат к дому на спине снопы сена. |