Онлайн книга «Кристин, дочь Лавранса»
|
Казалось, она не слышит и не видит. Тогда Лавранс, который, сидя в объятиях отца, мало-помалу пришел в себя, тихонько соскользнул с коня. Но едва его ноги коснулись земли, он мешком рухнул на траву. Лицо матери исказилось судорогой. Кристин склонилась над сыном и подняла рослого мальчика на руки, прижав его голову к груди, как если бы он был новорожденным дитятей, – только его длинные ноги почти волочились по земле. – Кристин, любимый друг мой, – в отчаянии молил Эрленд, – я знаю, я пришел слишком поздно… И вновь по лицу женщины пробежала дрожь. – Нет, еще не поздно, – сказала она тихо и неумолимо. Она бросила взгляд на сына, который беспомощно лежал в ее объятиях. – Последнее наше дитя уже покоится в сырой земле – теперь черед Лавранса. Гэуте поставлен вне закона… А другие наши сыновья… И все же у нас с тобой еще остались богатства, Эрленд, которые можно развеять по ветру… Она повернулась к нему спиной и пошла через двор, унося на руках ребенка. Эрленд верхом двинулся следом, ни на шаг не отставая от нее. – Кристин… Господи, что мне сделать для тебя?.. Кристин, ужели ты не хочешь, чтобы я остался с тобой?.. – Теперь мне ничего от тебя не надобно, – сказала она, как прежде. – Теперь не в твоей власти мне помочь – останешься ли ты здесь или будешь лежать на дне Логена… Тем временем на галерее верхней горницы показались сыновья Эрленда; Гэуте быстро сбежал вниз и хотел было остановить мать. – Матушка! – умоляюще произнес он. Но она взглянула на него – и он замер, как пригвожденный к месту. У подножия лестницы, ведущей на галерею стабюра, стояли несколько крестьян. – Посторонитесь, люди, – молвила женщина, желая пройти мимо них со своей ношей. Сутен мотал головой, беспокойно танцуя на месте; Эрленд уже наполовину поворотил его, когда Колбейн, сын Йона, схватил коня под уздцы. Кристин не разглядела, что произошло, – она слегка обернулась и бросила через плечо: – Не держи Сутена, Колбейн… Коли хочет, пусть едет… Колбейн крепче вцепился в повод и ответил: – Ужели ты не понимаешь, Кристин, что пришла пора хозяину воротиться домой? Ты-то, по крайности, должен это понять… – обратился он к Эрленду. Но Эрленд хлестнул его по руке и так пришпорил коня, что старик пошатнулся. Какие-то люди бросились наперерез всаднику. – Прочь с дороги! – рявкнул Эрленд. – Не суйте свой нос в наши дела! Да вдобавок я вовсе не хозяин здесь. Я не дам впрячь себя в ярмо, как вола на гумне. Если мне не владеть здешней землей, то и земле здешней мною не владеть!.. Кристин повернулась лицом к мужу. – Скачи! – крикнула она. – Скачи к самому дьяволу в преисподнюю, куда ты увлек меня и кинул все, что попадало к тебе в руки… А дальше все произошло так стремительно, что никто из присутствовавших не успел ни опомниться, ни вмешаться. Туре, сын Боргхильд, и какой-то другой крестьянин схватили женщину за руки: – Кристин! Не в пору вздумала ты корить своего супруга… Эрленд пустил коня прямо на них: – Ах вот как! Вы смели поднять руку на мою жену!.. – Он взмахнул топором и обрушил его на Туре, сына Боргхильд. Удар пришелся крестьянину между лопаток, и он грянулся оземь. Эрленд снова занес топор, но как раз в тот миг, когда он приподнялся на стременах, кто-то пустил в него копьем, угодившим Эрленду в пах. Копье это метнул сын Туре. Сутен взвился на дыбы, забив передними копытами. Эрленд стиснул коленями бока коня, нагнулся вперед и, наматывая поводья на левую руку, вновь поднял топор. Но почти в ту же минуту потерял одно стремя, и кровь ручьем хлынула по его левой ноге. В воздухе засвистели стрелы и дротики… Ульв и сыновья Эрленда с поднятыми секирами и обнаженными мечами ринулись через двор к месту стычки. Тогда один из крестьян ударил копьем жеребца под Эрлендом, и тот, подогнув передние ноги, рухнул на колени, заржав так пронзительно и дико, что на его вопль отозвались кобылы в конюшне. Эрленд поднялся с земли, широко расставляя ноги. Опершись о плечи Бьёргюльфа, он перешагнул через коня. Подоспевший Гэуте подхватил отца с другой стороны. – Прикончите его, – попросил Эрленд, взглянув на коня, который опрокинулся на бок с кровавой пеной на губах и, далеко вытянув шею, яростно бил копытами. Ульв, сын Халдора, исполнил просьбу своего родича. Крестьяне расступились. Двое из них понесли Туре, сына Боргхильд, к дому управителя, а один из слуг епископа отвел туда же своего раненого товарища. Кристин выпустила из объятий Лавранса, который тем временем очнулся, и теперь мать с сыном стояли, ухватившись друг за друга. Она не понимала еще, что произошло: слишком скоро все совершилось. Сыновья повели было отца к жилому дому, но он воспротивился: – Туда я не хочу… Не хочу умирать там, где умер Лавранс… Рванувшись к мужу, Кристин обвила руками его шею. Ее застывшее лицо растопилось вдруг, искаженное воплем, – так от брошенного камня раскалывается корка льда. – Эрленд! Эрленд! Эрленд слегка наклонил голову, коснувшись щекой ее щеки, и так постоял несколько мгновений. – Отведите меня в старый стабюр, сыны мои, – сказал он. – Я хочу лежать там… Мать и сыновья наскоро приготовили постель на чердаке старого стабюра и сняли с Эрленда одежду. Кристин перевязала ему раны. Кровь толчками струилась из раны в паху; другая стрела поразила Эрленда под левую грудь, но эта рана почти не кровоточила. Эрленд положил руку на голову жены: – Меня ты не сумеешь исцелить, моя Кристин… Она в отчаянии подняла на него взор, задрожав с головы до ног. Она вспомнила: так говорил и Симон, и то, что Эрленд повторил теперь его слова, показалось ей самым страшным предзнаменованием. Его уложили в постель, на груду взбитых подушек и перин, приподняв его левую ногу так, чтобы унять кровь. Кристин сидела, склонившись над ним. Он взял ее за руку: – Помнишь, любимая, первую ночь, что мы спали с тобой в этой постели?.. Я не знал тогда, что уже навлек на тебя горе, которое ты таила в сердце своем. И то было не первое горе, которое выпало тебе на долю по моей вине… Она сжала его руку обеими руками. Кожа на его руке потрескалась, и под узкие обломанные ногти и в морщинки на суставах длинных пальцев въелась грязь. Кристин поднесла его руку к груди, потом к своим губам, орошая ее потоком слез. – Какие у тебя горячие губы, – прошептал Эрленд. – Я так ждал, так ждал тебя… И так тосковал… А потом решил смириться и прийти к тебе, но тут услышал… Когда мне сказали, что он умер, я понял, что теперь уже поздно… Кристин ответила, рыдая: – А я и тогда еще ждала тебя, Эрленд. Я думала, ты придешь хоть раз на могилу сына. – Тогда ты едва ли встретила бы меня как друга, – сказал Эрленд. – И, Бог свидетель, ты имела на то причину… А какая милая и красивая ты была, моя Кристин, – прошептал он, закрыв глаза. |