Онлайн книга «Тропа ведьм. Слезы навий»
Тимир с сомнением осмотрел грязное, покрытое пятнами плетеное кресло, повозил по нему ладонью. На пальцах остались темные разводы. Поморщился, вытер руку о висевшее на стене полотенце, также не отличавшееся чистотой. В конце концов, выбора не было. Уселся в кресло, откинулся назад и из-под прикрытых век посматривал то на хмурящуюся Нику, то на Аглаю. Ей нехорошо было от его взгляда, будто изучает… Или… присматривается. Ну да не до него. В сон клонит. Мысли становятся тягучими. Чего там Тихон говорил о Храме? Недоброе местечко. А может, прав он, ну его? Вот дойдут до Обители… А дойдут ли? – Алька! – шепот Ники вынес из забытья. Аглая вздрогнула, скидывая с себя дремоту. Сонно захлопала глазами: – Что случилось, Ника? – Неладное в доме. – С чего взяла? – Муторно, будто кошки душу дерут. Аглая тряхнула головой, пропали последние остатки сонливости. Как вошли в Нугор, Ника впервые заговорила с ней. И выглядела она совсем как ее бывшая подруга. Разве что глаза синие и волосы… Как они могли отрасти так быстро почти по плечи? – Ника, ты как себя чувствуешь? – Прекрасно. Но лучше будет, когда уйдем отсюда. – Ты шутишь? Ночь на дворе. – Вы чего там среди ночи вошкаетесь? – от печи негромко поинтересовался Тихон. – Нике причудилось что-то… – Не причудилось, – упрямо поджала губы Ника. – Точно слышала, сначала говор тихий, а потом лязг оружия. Я дверь приоткрыла и видела, как две тени по коридору шли. Один точно Радомир. Зачем ему среди ночи шастать? Тихон, стараясь не разбудить остальных, подошел к шушукавшимся девушкам, залез на кровать. – Радомир мужик, конечно, горячий, и в голове чудно бывает, но на недоброе… – сомнительно головой покачал. Зевнул, открывая глаза-бусины, хорек. Ника злорадно усмехнулась, разом перестав быть похожей на себя прежнюю: – А в Древе у него к Аглае были очень добрые намерения! Аглая стремительно побледнела. – Что там снова? – потянулся Тимир. – Ника уверена, что недоброе удумал глава Радомир, – пожал плечами Тихон. Сон разом слетел с Тимира, он поднялся. Подошел к двери, прислушался. – Если Ника говорит, нужно верить, минимум – проверить, – сказал уверенно. – Глава не глава, а тревога в воздухе стоит. Того и гляди бесы в дверь постучат. Слишком много их за последнее время на нашем пути развелось. – Тьфу на тебя, – шикнул Тихон. Все переглянулись. – Узнать нужно, что происходит, – кивнула на дверь Аглая. И снова все переглянулись и уставились на Тихона. Тот помрачнел, тяжко вздохнул и растаял в воздухе. Раздалось: топ-топ – к двери. – Тише, – прошипела Ника. И топот пропал. 
Марья ходила из угла в угол. Скрипели половицы от тяжелых шагов. В светце дрожало пламя, вырисовывая неровные косые тени на стенах. Марья остановилась напротив божницы, с укором посмотрела на образ. Тот ответил безразличным взором чуть истершихся временем глаз. Марья хмыкнула, покосившись на Сезима. Вроде и не верующий, а иконы в доме держит. Хотя в нынешние времена все стараются хоть как-то уберечься от нечисти, бродящей по просторам Велимира. Но что ей до страхов Сезима. Она оторвала взгляд от иконы и прошла к окну. За высокими стенами зачинался рассвет, окрашивающий верхушку ворот в золотисто-розовый. Тучи ушли далеко, даже раскатов уже не слышно. Хороший выдастся день, теплый. Вот и утренние птахи, голосящие над крышей, о том кричат. А у Марьи от злости лицо то становится пепельно-серым, то покрывается багровыми пятнами. И щебет раздражает, и лучи восходящие глаза слепят, и на них наворачиваются слезы. Она быстрым движением размазала их по пылающим щекам. Нет, не солнце виновато. И уж никак не громкие птахи. Марья распахнула окно, но вместо свежего воздуха ее обдало запахом тухлятины и вонью помойки. Она раздраженно захлопнула створки. – Ты уже в Древе видел, кто с нами идет! – прошипела, не оборачиваясь. Радомир молчал, сидел на кровати, вытянув ноги на табурет, перебирая пальцами рук в задумчивости. Рядом валялся Сезим, вытирая дрожащей ладонью катившийся по лицу и шее пот. Он со страхом посматривал на взбешенную женщину. Вид у нее был еще тот! Каштановые волосы разметались по спине и отсвечивали красным, ловя рассветные лучи. Темные глаза сверкали яростью. Она то и дело нервно хваталась за ножны, пальцы скользили по рукояти меча. Того и гляди рубанет, и неясно кого – то ли муженька от ревности и обиды, то ли Сезима от злости. – Госпожа… – подал едва слышный голос. – Молчать! – рявкнула так, что огонек лучины колыхнулся и погас. В комнате стало по-утреннему сумрачно. – С тобой, гнида, разговор особый будет! Сезим сжался, взмокли ладони, он прополз до женщины на коленях, вцепился в край рубахи. – За что, госпожа? Я человечек-то маленький, – прогундосил всхлипывая. – Мне что приказано, то и делаю. Вы пришли-ушли, а мне жить здесь! Помилуй, красавица! – Не жить тебе ни здесь, ни где еще! – ответила, оборачиваясь, охотница и ударила домовладельца наотмашь рукой. Тот отшатнулся, прижимая руку к разом покрывшейся багрянцем щеке. Тихо, по-собачьи взвыл: – Помилуй! Радомир бросил на Марью косой взгляд. Сплюнул на пол, растер носком сапога: – Успокойся. С ним разбираться после будем, нужно решать, что сейчас делать. – А что делать? – сузила глаза Марья. – Отдай девок, и закончен сказ… Радомир поднялся, не спуская взгляда с Марьи, подошел к ней близко. Рука быстро и крепко вцепилась в шею. Распевы птах за окном моментально смолкли, вместо них застучали пульсацией виски. – Ты чего удумала, жинка? – голос Радомира спокойный, тихий, даже ласковый, шептал прямо в ухо. – Никак сдать решила девчонок, сердешная? – А ты все успокоиться не можешь? – задыхаясь, захрипела в ответ Марья. – Думаешь, оценит благородство и в койку прыгнет? – Дура! – отшвырнул в сторону охотницу Радомир. Она отлетела к углу, по дороге зацепив и перевернув скамью. Потерла ушибленный затылок. Глянула с животной злобой. – Тайный ход из города знаешь? – опустился на колени перед домовладельцем Радомир. Тот прикрыл голову руками, торопливо кивая. – Я не сомневался! – похлопал его по плечу глава. – Выведешь! А чтобы мысли какой лихой не прошмыгнуло, Марья с вами пойдет. Сезим с ужасом воззрился на поднимающуюся женщину. Нервно дернулся правый глаз, а во рту пересохло. Марья замерла. Глаза округлились. |